The Kindly Ones by Jonatan Littel
39 часов 40 минут чистого времени на чтение истории полусумасшедшего офицера СС – участника массовых убийств. Критики называют его либо новым классическим романом о войне, либо холокост-китчем. Или холокост-порно – за яркие сцены мучений жертв нацизма в расстрельных балках и концлагерях. Когда меня спрашивали, что я читаю, я так и отвечала: роман об эсэсовце. Я не понимаю, зачем люди спрашивают о содержании моего чтения, но всегда отвечаю честно, даже когда ответ “руководство, как исчезнуть без следа и начать новую жизнь”. Следующим вопросом (по отношению к “Благоволительницам”) всегда шел “Но зачем?”
Ну как зачем. Я советский ребенок. Кошмаром моего детства была угроза ядерной войны, официальной квазирелигией – ВОВ. Вопрос “Сдал бы я своих на допросе в гестапо” – один из ключевых вопросов для ребенка из моего поколения (я знала, что сдала бы еще по дороге, и чувствовала на себе вину виртуального предательства. Очень нескоро до меня дошло, что ребята, которые обещали держаться до конца, просто были лишены воображения). Наверное, не все мои ровесники читали жития пионеров героев (очень проблемная литература) и “Молодую гвардию” в полном объеме, но хороший такой процент попал в радиус поражения. Смешные фашисты Квартета И – это наши общие фашисты.
Просто кто-то смеется, кто-то забывает, а кто-то пытается понять, как так получилось, что нормальные люди вдруг начинают строить машины убийств гражданского населения. Я довольно много разного на эту тему перечитала, потому что невероятнейшая же, ужасная загадка – как это получилось, и как предотвратить повторение.
Литтелл, на первый взгляд, тоже об этом. Стандартный заход большинства книжек о немецком нацизме: давайте разберемся, как симпатичный народ начал строить лагеря смерти. Сам-то Литтелл вообще непонятно кто, американец с русско-еврейскими корнями (далекими), выросший во Франции. Поездил по миру с гуманитарными миссиями, был, в том числе, в Чечне, Боснии и Герцеговине, Конго, Сьерра-Леоне, Афганистане – нормальная биография, чтобы писать роман, в котором индекс body count значительно, значительно опережает Game of Thrones. В Москве нашей успел пожить. Это тоже закаляет. Пять лет собирал материал для книги. Очень быстро написал первый драфт. Быстро продал, внезапно вместо 5000 тысяч экземпляров улетело несколько миллионов только во Франции. Сколько-то по инерции продалось в США и по остальной Европе, но за пределами Франции к роману отнеслись с куда меньшим восторгом. Немцы слегка обиделись, а американцы не поняли (обозреватели нервно хихикают, как институтки, над соло-порно-сценами, которые, на самом деле, лишены всякой телесности). Результаты российского бокс-офиса не знаю, но Ад Маргинем Пресс – не Эксмо. Вряд ли там были мегатиражи. Хотя роман мог бы здорово прийтись ко двору, тем более, что треть действия происходит на территории СССР и “красные” там играют важную роль.
Очень здорово, что томище “Благоволительниц” – первый серьезный роман автора. Там видно, что сначала Литтелл заходит с классической карты – престарелый эсэсовец повторяет Хесса: “я был солдатом и выполнял приказы, да вы такие же, просто вас там не было”. Не знаю, что планировал автор дальше – то ли свернуть к идее бесчеловечной системы, которой все равно, то ли – следы этой линии видны в романе – дать эпического Достоевского, протащив героев от умничанья на тему общего блага к оврагу, ведут к оврагу убивать. Что бы там не было в замысле, текст в разнос – и к лучшему. Герой – картонный немец – управляющий фабрикой кружев – юрист – то есть, воплощение порядка в кубе, быстро оказывается одержимым хаоситом, рефлексирующим психом, который может успешно существовать в системе за счет удивительных компенсационных механизмов.
Поскольку рассказчик истории с каждым очередным ужасным событием (а их там много) все мощнее сходит с ума, роман стремительно населяется фантастическими персонажами. Там возникает тайный мозг Рейха, гигантский, вонючий Майкрофт-Харконер с тремя прислуживающими валькириями. Реальные исторические герои (кастинг “17 мгновений весны”) приобретают странные черты. Также в романе фигурирует банда немецких детей-убийц, советский комиссар Правдин, лермонтовский доктор из “Героя нашего времени” и трехсотлетний горец-провидец. У героя появляется воображаемый друг Томас, ловкий гестаповец, которого Ауэ (рассказчик) делает посредником между собой-собой и военной машиной. Ничего, что я со спойлерами? Книжка уже давняя. Там есть интересный разворот – совсем молодой Ауэ хочет служить, хочет быть частью национал-социалистического государства, но быстро разочаровывается – слишком много интриг и беспорядка, большая часть эсэсовцев – вчерашние лавочники, сослуживцы и начальники скучны и тупы. Любитель классической музыки и французской литературы, жертва порочных желаний брезгует возиться, устраиваться получше в чужой среде, поэтому создает себе проекцию – практически Тайлера, которого включает во всех ситуациях, когда нужно применить социальный интеллект.
Впервые Томас появляется, когда Ауэ нужно выпутаться из неприятной истории с арестом за гомосексуализм. “Томас” же вербует молодого юриста в СС, потом “Томас” дает герою бездну ценных советов, морально поддерживает в осаженном Сталинграде и Берлине, помогает в мутных политических играх, заставляет оборвать сексуально-ностальгический запой в пустом особняке на линии фронта и делает последний, самый главный подарок – ради чистых документов убивает французского рабочего, обеспечивая экс-эсэсовцу спокойную жизнь после войны. Такой вот Карлсончик. В мирную жизнь Томаса не берут. Кроме воображаемого друга, у Ауэ есть два воображаемых врага – сыщики, которые таскаются за ним по всей Европе, приставая с вопросами в самые неподходящие моменты.
На протяжении всей войны Ауэ (в компании своих проекций и галлюцинаций) занимается странным трудом: пишет аналитические отчеты. По-моему, это очень ловко придумано – сделать героя малодействующим наблюдателем и исполнителем невыполнимых прожектов. В Пятегорске он конценирируется на экспертной оценке языка, обычаев и верованиях одной из горских народно сетей, чтобы определить, насколько они относятся к евреям и нужно ли их всех расстрелять. Там начинается чистый Кафка с десятками страниц рассуждения, вызовом экспертов из Берлина и двумя большими совещаниями. Хороший кусок, в котором автор, возможно, ближе всего подходит к пониманию природы геноцида. В романе много подобной рассуждательной шизы – чего стоит эпизод, в котором замученные зимой по Сталинградом немцы решают, чье мерзлое тело съесть – своего нельзя, потому что это неуважительно по отношению к павшему арийцу, врага нельзя из соображений расовой чистоты, сошлись на хиви.
На исходе войны Ауэ под прямым руководством Гиммлера пытается встрять в систему концлагерей, чтобы направить побольше заключенных на полезные для Германии работы. По-своему, пошлым бюрократическим методом: советуется с экспертами, ездит с инспекциями, сидит на совещаниях и пишет отчеты. Ничего не получается, но отчеты выходят знатные. Для полноты картины автор дает своему герою немного позаниматься тем, чем, по общему мнению занимались все эсэсовцы – Ауэ принимает участие в расстреле и допрашивает комиссара, но можно было обойтись без этого. И так страшно.
Там еще много разного и крайне литературного: Ауэ совершает натуральную экскурсию по лермонтовским местам – странно читать диалог немцев с репликами типа “Вы знаете, это то самое место, где Печорин встретился с Верой” или “Давайте как-нибудь сходим на место дуэли Лермонтова с Мартыновым”. Ауэ почти повторяет дуэль Печорина и Грушницкого, но дело расстраивается, и в наказание дуэлянт получает Сталинград.
Стоит ли вам читать “Благоволительниц”? Да, если в вашей жизни есть сорок часов на малопрактичную, невеселую литературу. А так – ну, скоро очередной роман Song of Ice and Fire выйдет, там жести куда больше, но читается приятней.