Дослушала “Теллурию” Сорокина в превосходном исполнении Дениса Некрасова. Устройство этой книжки таково, что малейшая попытка рассуждать о ее содержании превращает критика в тыкву – я прочитала десяток разного качества отзывов, все авторы, даже умные, кажутся идиотами. Я думаю, это гениальное писательское супероружие, изобретенное Сорокиным – превентивное изничтожение любого критика.

Поэтому я, как всегда, про себя. Пока слушала, я думала, как же здорово, когда человек понимает суть своего дара и смиряется с ней. Многие страдают от того, что хотят иметь другое, соседское призвание, и тем из них, у кого есть собственный талант, только труднее. Опра хотела вести новости в прайм-тайм, но ее выгнали за неуместную эмоциональность, Андерсон хотел рассказывать сказки детишкам, но детишки его не любили, Сталин неудачно стишата писал. Вот и Сорокин – все, что я читала у него “с сюжетом” было тяжелым и неудачным. “Лед”, например – бы-бы-бы, бы-бы-бы, одно мучение. Его литература – это чистый дар видения. “Метель” в этом смысле показательна – ничего нет, кроме ослепительно-яркой картинки. В одном курсе лекций я услышала очаровательный тезис: что такое литература – правда или ложь? С одной стороны, это точно не правда, все придумано, но ведь и не ложь. Литература – это сон. Стивенсон так описывал появление “Острова сокровищ”: лежал в жару, смотрел на сундук в углу и увидел в лихорадочном мареве единую картинку – пираты, паруса, карта.

В “Теллурии” видно, как автор делает в точности то, что у него получается лучше всего, и не делает того, что не получается. Никакого сюжета, развития, только картинки. Если бы кто-то, не обладающий этим специфическим даром короткого видения, поставил себе формальную задачу написать пятьдесят разных зарисовок, он бы сделал пять-десять штук вдохновенно, а остальные бы вымучивал. У Сорокина они все здоровские, и кажется, что в итоговый текст не вошли еще пятьдесят, ничем не хуже.

Вот он, волшебный рецепт: изо всех сил делать то, что органично, и не делать того, что чуждо.