В ноябре 2008 нам с мужем был нужен короткий отдых. Я искала место, куда не так далеко лететь, и чисто географически нашла Дамаск. В моем представлении Дамаск располагался где-то между популярным Стамбулом и опасным Багдадом – третий город из восточных сказок. Самый древний из ныне населенных людьми городов. Я купила Lonely Planet и получила для нас сирийские визы.
Примерно в это же время моя знакомая путешествовала по отдаленным провинциям Индии и рассказывала, что по прилету в нашу стерильную, тихую и безлюдную Москву, ей хотелось обнимать полы Домодедово. А через месяц хотелось вернуться обратно. Когда наш самолет из Дамаска сел в Шереметьево, я ее вспомнила и подавила желание прильнуть к родной земле – это потребовало некоторого самообладания.
Не то что бы в Сирии было так уж ужасно, в конце концов, мы с мужем провели юность в городе Ростове на Дону девяностых годов, поэтому нас довольно трудно развести, но постоянно сопротивляться жуликам в такси, отеле, на рынке и везде довольно утомительно. Дамаск и до войны не был особенно милым местом. Основная точка притяжения – небольшой старый город с мечетью, старым дворцом и сплошным рынком. Остальное, в общем, усредненный кабул. Движение беспорядочное, еда плохая. Машины заправляют какой-то дрянью, производящей невыносимый выхлоп. В хамамах грязно и холодно. Все направленно для собственного употребления, а не для услаждения туристов: кажется, что за тусклыми стенами прячется тысяча и одна ночь, но чужакам ничего не видно.
На подступах к мечети, которую перестроили из христианского храма, который построили на руинах римского святилища Юпитера, которое построили из камней древнего капища – галереи крытого рынка, в крыше дырки от обстрелов авиации во время второй мировой. Продают разное – помню грубое оливковое мыло и абрикосовую пастилу. Дальше в рядах условно-антикварных лавок продавец так загипнотизировал меня, что я купила двенадцать крупных резных бусин из нефрита, даже не представляю, зачем.
В одном из магазинов мужу практически насильно подарили булавку с портретом возлюбленного Президента.
Самое большое сожаление о Дамаске – это то, что мы не встретились с уличным рассказчиком. В те годы на определенное место по вечерам приходил storyteller, один и тот же человек всегда, который рассказывал и представлял в лицах разные истории и сказки. Говорят, незабываемое зрелище, даже арабский не нужен, чтобы почувствовать – это теже самые истории, которые рассказывали караванщики у костров в пустыне. Бесконечно старые, всегда одинаковые истории. Так жалко, что разминулись. Еще мы не нашли на кладбище могилу ученика Пифагора. Бродили среди белых табличек с вязью, пока не устали.
Зато доехали до Маалюлы, последнего места на Земле, где жители до сих пор говорят на арамейском. Говорили. Там есть довольно скучный на наш светский взгляд монастырь святой Феклы и отдельная часовня, где красивая девушка прочитала нам небольшой кусочек из Нагорной проповеди на языке первых христианских проповедников, которые не считали себя христианами, даже не знали такого слова. Это был центральный момент поездки – ощущение древности и сложности, крайней сложности. В подземелье было холодно и полутемно, девушка читала слегка нараспев, я думала, действительно ли это “Отче наш” или она прикалывается над туристами, воспроизводя список покупок, действительно ли их арамейский – это тот арамейский, как удивительна хотя бы возможность, что кто-то может в быту говорить, как говорили люди, придумавшие историю, которая через несколько столетий так впечатлила Павла, что он увидел в ней ослепительное видение уже настоящего христианства с его “Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых, и немощное мира избрал Бог, чтобы посрамить сильное”.
Теперь уже все, паспорта с сирийскими визами недействительны, и, возможно, нет на свете ни девушки, ни рассказчика с рынка, ни даже противных жуликов-таксистов. Библейского осляти из ущелья св. Феклы уж точно нет. Одна надежда, что фулиш и хангри, немудрые и немощные все-таки посрамят сильных.