Monthly Archives: April 2016

Старпер и стартаперы

Disrupted: My Misadventure in the Start-Up Bubble

Disrupted: My Misadventure in the Start-Up Bubble

В этой книжке меня больше всего поражает, что автор пишет о реальной компании Hubspot буквально через год после ухода из нее и полощет реальных живых людей (замена фамилий типа был Чернов, стал Троцкий – не в счет). С одной стороны, кто не сплетничал об индустрийке, с другой – делать это в бестселлере NYT, представляется мне 80 lvl.

Так оно и есть: журналист 80 lvl, старый волк ремесла остался без работы и не нашел ничего лучше, чем наняться в стартап, который уже не этом этапе стал “единорогом” – компанией, оцененной в миллиард, взять там приличную зарплату и сколько-то акций на будущем IPO, и обнаружить, что стартап вообще не похож не то что на его родной Newsweek, но и на все компании, о которых он раньше писал. Не в хорошем смысле.

И вот он, бедняга, сидит в окружении двадцатилетних менеджеров и не менее двадцатилетних коллег, которые не знают, что с ними делать. Ко-фаундеров, которые его нанимали, автор даже не видит. Остальные ума не приложат, зачем он здесь. Корпоративная культура велит всех хвалить, поддерживать и быть super cheery ceerleaders, поэтому они такие: ну давай ты будешь блог писать. Автору некуда деваться, поэтому он – от редакционных статей в Newsweek падает до заметок типа “Что такое хэш-теги”. Со всеми потихоньку ссорится, никто его не понимает – там же молодняк только из колледжа, которым целая стена из конфет и бесплатный кран с пивом, а также пицца-вечеринки после работы круто-круто, а старого журналиста вся эта атмосфера стартапа вымораживает, потому что он хочет домой к детям, серьезной работы и печалится от того, что считает гоном – и гон для него все про “лучшее в мире маркетинговое ПО”, “лучшую в мире команду” и “к нам труднее попасть, чем в Гарвард”.

А потом его пробивает – журналист же – понимание, как устроен этот бизнес. Что бесплатное пиво, конфеты и ежемесячное выжигание денег – ерунда, завеса перед IPO, в ходе которого кофаундеры получат прилично денег (80 и 120 миллионов, соответственно), инвесторы получат много денег, некоторые работники – чуть-чуть денег – лично он выжал из своего стока 45 тысяч долларов, а простые коротышки получат вечеринку и значок. Вот этот кусок про понимание очень здоровский.

И тот кусок, где он сидит в огромном кол-центре, где телемаркетеры пушат продажи продукта, который, как они обещаюдт, отменяют всю эту старомодную ерунду типа холодных звонков. Приятно почитать, потому что перестаешь думать “со мной что-то не так, раз загадочный inbound marketing не срабатывает”.

А, еще неплохо, где наезжает на SalesForce, который как HubSpot, только в десять раз больше. Поскольку SalesForce однажды подизвел меня, когда я забыла закрыть контракт с ними раньше, чем за месяц до автоматического продления и грозился, что теперь не продлить нельзя, и, если я не заплачу за год вперед довольно приличную сумму, закроет мне въезд в США – и мне пришлось ползти до их региональных топов в Дублине, пока эта коллизия не разрешилась.

В общем, можно почитать, в духоподъемных целях, если вам больше, скажем, тридцати, и вы думаете, как оно дальше все будет.

Должок за нами

DebtДолг: первые 5000 лет истории

Debt: The First 5,000 Years. Долг: первые 5000 лет истории.

Ланистеры всегда платят свои долги.
Джордж Мартин.

Любити платити!
Шоби потiм цiнити.
Кузьма Скрябин.

Прежде чем читать, посмотрите на эту  поучительную картинку. Как из такого ясного процесса как обмен предметов и услуг между людьми с помощью “денег” как некоторой упрощающей дело абстракции могла вырасти непонятная, опасная и нелепая система? Система, поведение которой никто не может предсказать (хотя многие могут объяснить, но объяснениями сыт не будешь). Как и многие другие хорошие книжки “Долг” родился из чувства удивления перед привычным.

Если что-то хочешь получить, нужно дать что-то взамен – да. Если кто-то дал тебе что-то попользоваться, а не в подарок, попользуйся и верни обратно – тоже правильно. Эээээ долг платежом красен? Наверное. В аксиоматике все нормально выглядит. А вот в приложениях все разваливается – и понеслось: если долги нужно возвращать, то почему государство или корпорации запросто могут выгрести пенсионные накопления граждан и никогда не вернуть или тихо скармливать сбережения инфляции, показывая доходность фондов ниже рынка? У человека кредит – это вся его жизнь, а депозит в банке может погореть до небольшой страховой суммы только потому, что какие-то упыри решат загасить этот банк. И ничего. Для одних, значит, моральное обязательство, “о чем вы думали, когда брали кредит/ипотеку”, а для других – загогулины из хитронаписанных документов, можно и не выполнять.

Автор “Долга” предлагает еще раз обратиться к основам и посмотреть, откуда они взялись. Мы же знаем, что даже математические аксиомы придуманы людьми для удобства построения моделей, что хочешь, то и назначай аксиомами, лишь бы прок был. Так и со всем, на чем строится наше представление об экономике, деньгах и долге. Поскольку автор – антрополог, он рассказывает о том, как все устроено в современных простых обществах и как-то пытается перекинуть это знание на то, что было в древности.

В первую очередь антрополог отвешивает оплеух экономистам, посмевшим строить исторически-антропологические предположения. Все, кто подвергался хоть каким-то урокам экономики, помнят рассуждение Адама Смита о появлении денег: как неудобно было в древние времена, когда башмачник хотел подковать лошадь, но кузнецу не нужны были его сапоги, а требовалась новая холстина, и башмачник шел к ткачу… и все ходили друг к другу меняться, пока не додумались до денег, а от денег – до векселей, потом до кредитов и понеслось. “Какая чушь”, – говорит нам автор. Все было не так.

Даже пять тысяч лет назад люди не были идиотами, чтобы разыгрывать сказку про курочку, которой нужно было масло смазать горлышко петушку. В малых сообществах, когда башмачнику нужно было подковать лошадь, он просто шел к кузнецу, и тот подковывал ему лошадь. Кузнец не требовал от соседа немедленной расплаты, потому что все про всех все знают, и взаимные обязательства учитываются постоянно – однажды, может, через много месяцев, кузнец придет к башмачнику и тот отдаст ему пару сапог или что-то еще – не обязательно в точности равное по цене услуги по перековки лошади, потому что необходимости сводить счета в ноль ни у кого нет. Напротив, сеть взаимных обязательств – это то, что удерживает сообщество. В некоторых группах принято раз в год или раз в полгода по каким-то знаментельным дням всем собираться в круг и подбивать баланс, некоторые так справляются. Наличные – соль, драгметаллы или что-то еще – нужны только от незнакомцев, которые проедут один раз и больше не вернутся. Автор не говорит этого, но понятно, что люди в малых группах создают себе блокчейн.

Так что “зато читал Адама Смита” схема развития экономики как “бартер – наличные деньги – кредит” неверна, а было так: “изощренная кредитная система – кэш”, а бартера широко и не было никогда. Даже когда Европа потеряла Римскую империю с ее денежной системой, никто не впал в ничтожество и необходимость менять сыр на гвозди – люди продолжили пользоваться римской монетой в отсутствии самих монет, ведя основные расчеты в безналичной форме взаимного учета.

Откуда же тогда взялся кэш, если все так хорошо вели безналичный учет? Наличные деньги – это порождение централизованных государств. Сообщества небольших сообществ могут отлично жить в “экономике блокчейна”, постоянно учитывая взаимные обязательства. Империя или королевство уже не: цезарям нужно финансировать большие армии, нужна другая экономика, поэтому монархи начинают чеканить монету, чтобы платить солдатам, а, чтобы эти монеты имели значение, монарх начинает собирать налоги и пени в этой же монете. Настоящие, заметные эмиссии монет прошли в нашем мире примерно одновременно в трех местах: в древней Греции, в Индии у императора Ашоки и в Китае времен Конфуция. Стотысячные армии с жалованьем + поголовное обложение налогом, в одну трубу деньги втекают, в другую вытекают.

Это о природе денег, которой автор уделяет большое внимание, но еще больше его заботит природа долга. Что это за конструкт такой, как устроено обязательство одного человека перед другим. Ведь мысль “взял – отдай” очень часто приводит к экстремальным последствиям: взял – пошел процент – не можешь отдать, продавайт ребенка в рабство, еще одного, жену и себя. И сейчас, и пять тысяч лет назад очевидно, что ни мерка зерна, ни сколько-то монет не могут быть ценой человеческой жизни. Как так получается? Вообще, всегда ли отношения между людьми строятся на вот этом вот строгом учете взаимной пользы?

В этом смысле интересна лексическая сторона. Когда один человек что-то делает для другого, принимающая сторона обозначает это специальным словом: французское merci – просьба о милости, португальское obrigado буквально означает “я в долгу у тебя”, английское thank you – я думаю, о тебе – в смысле, запомнил, что ты сделал для меня. Хорошо быть русским: спасибо – спаси бог – никакого признания обязательства на будущее!

В этом месте автор начинает кружиться и приводить избыточное количество сложных примеров, которые сводятся к тому, что долг – не всегда ДОЛГ, и есть какие-то разумные ограничения на право кредитора изничтожать своего должника. Как у шумеров был полезный обычай периодически объявлять обнуление всех долгов всем. Вряд ли Гребер читал “Республику ШКИД”, но я не могла не вспомнить “нынче вышел манифест, кто кому должен тому – крест” из главы про хитрого мальчика, который смог раскрутиться от своей пайки хлеба до сети долгов, опутавшей всю школу.

Идея же долга как морального императива – тоже порождение большой армии, воинской культуры. Без нее не работала бы машина войны, когда десятки тысяч людей сбиваются в легионы, идут на край света, тратят в походе незаработанные еще деньги, а потом должны как-то посчитаться, когда вернутся. Вообще, связь долга с Долгом, оттуда, как и вся концепция высшего Долга. У крестьян, которые дают соседям поросят и берут гусят, Долга нет, у торговцев – тоже. А нам-то за что? По наследству досталось, случайно.

Да, и на последок невероятно смешной, на мой вкус, анекдот –  схема получения римского гражданства. Некоторые ушлые и ученые жители провинций продавали себя в рабство римляням, деньги давали в долг под процент, потом выкупали этими же деньгами себя из рабства, автоматически становясь гражданином Рима, плюс – проценты же набегали.

Счастье есть, но вам все равно не понравится

Habits of a Happy Brain: Retrain Your Brain to Boost Your Serotonin, Dopamine, Oxytocin, & Endorphin Levels

Habits of a Happy Brain: Retrain Your Brain to Boost Your Serotonin, Dopamine, Oxytocin, & Endorphin Levels

Русскоязычное издание: Гормоны счастья. Как приучить мозг вырабатывать серотонин, дофамин, эндорфин и окситоцин

Без вступлений: отличная книжка, которую могу только порекомендовать. Я понимаю, что изложенное в ней – довольно грубая схема, на деле все сложнее, но мне она кажется намного достоверней и яснее, чем объяснения более высокого порядка про мотивы, устремления и все такое – переходим к исходному коду психики буквально.

Схема. Главное – это схема.

Есть четыре нейромедиатора, который отвечают за чувство “хорошо” и делают они это по-разному:

  • Дофамин: радость от достижения поставленных целей и – маленькими порциями – поощрение за движение по направлению к выполнению задачи. То есть, история про вознаграждение;
  • Эндорфин: эйфория, маскирующая сильную боль, голод или усталость. Это чтобы в бою не чувствовать ран, бежать на втором дыхании, не цепенеть от голода;
  • Окситоцин: приятное чувство близости и безопасности от причастности к группе, семье, сообществу. Вопреки частому заблуждению это не “женский гормон”, у мужин его не меньше, иначе бы они не могли заботиться о других;
  • Серотонин: распирающее чувство гордости от того, что другие тебя уважают и признают. Это тоже про групповую динамику – но уже не то, что сплачивает стадо, а то, что выстраивает иерархию. Расхожий тезис “серотонин – гормон счастья” – заблуждение.

Все, другого счастья у нас нет. Есть еще адреналин, который тоже хорошая штука, но, поскольку адреналин не в мозгу выделяется, и является как раз гормоном, а не нейромедиатором, автор его не рассматривает. Зато кортизолу автор уделяет прорву внимания, потому что все четыре эволюционных механизма “хорошо” замечательно уравновешивает один механизм про “плохо”, основанный на выборосе кортизола. Четыре пряника и один большой тяжелый кнут.

Наш мозг нам достается от череды предков, которые выжили, и основной мыслительный процесс выживших – это постоянное сканирование окружающего пространства на предмет угроз. Угрозой может быть все: отсутствие еды, присутствие еды в комплекте с более сильными членами стаи, хищник, знаки изменения статуса в группе, долгий период покоя, что-то с детенышем, внимание или невнимание потенциального или не потенциального брачного партнера. Просто некоторый период бездействия. На каждую угрозу – впрыск кортизола. Отдельная порция кортизола выдается в случае, когда что-то не получилось: промахнулся, не нашел, сломал, потерял. Кортизол – это и неприятное ощущение и вот это вот чувство “что-то надо немедленно сделать”.

На все, что по каким-то причинам засчитывается как полезное для выживания, выделяется в поддержку соответствующий “счастливый” нейромедиатор – но немного. Когда действие завершено, нейромедиатор немедленно поглощается и все, сиди снова с кортизолом – поэтому приятно идти в магазин за покупкой, а стоять с пакетом уже как-то не очень. И суть этого механизма даже не в том, чтобы сделать сознательное “приятно”, сознание – это такой поздний артефакт мозга, что эволюция на него и не ориентируется, а для того, чтобы закрепить нейронный контур, обеспечивший “правильное” действие.

В присутствии нейромедиаторов связи между нейронами формируются быстро и надежно А без присутствия – только путем долгих, долгих повторений одного и того же. Сравните мгновенность залипания на удачную игрушку в телефоне, которую хочется запускать снова и снова и сложность выработка навыка каждый день фиксировать расходы в домашней бухгалтерии. Потому что игрушка – это извращение древнего контура собирательства, вот этого “поставил задачу – выполнил задачу”, и за каждый уровень или там мелкую победу мозг выдает дофамина. Если там таблица рекордов есть, то еще и серотонина достанется.

Дофамин обеспечивает формирование цепочки нейронов, ответственной за выполнение алгоритма “скучно – достать телефон – включить игрушку”, когда контур сформирован для его активации нужно многократно меньше энергии (обыкновенной электрической энергии, на самом деле), чем для какого-то другого, от повторения контур усиливается.  А заполнение граф в программе про бюджет делается с полным равнодушием, поэтому с первого раза нужная связь нейронов не формируется, и со второго, и с третьего, и каждый раз, чтобы запустить последовательность этих таких важных и ответственных действий нужно тратить много энергии. Впрочем, теория обещает, что за полсотни регулярных активаций контура через силу, через сознательное вливание энергии нейроны сформируют устойчивые синаптические связи, и однажды запуск действия уже не будет требовать усилия.

С другой стороны, если найти способ сопровождать последовательность полезных действий выбросом нейромедиатора, то можно открыть метод мгновенного научения. К сожалению, это трудная задача, потому что мозг может спутать, что именно являлось тем самым поведением, которое привело к впрыску дофамина/эндорфина/окситоцина/серотонина и ненароком образовать прочную связь не тех нейронов. Скажем, если садиться писать статью и делать понюшку кокаина (который обеспечивает мощный выброс дофамина), то, скорее всего, закрепится поведение “раскатывать дорожку и нюхать”, а не “открывать файл и писать нетленную прозу”. Может нехорошо получиться.

Тем не менее, мы можем сознательно использовать особенности строения нашего мозга. Четыре перечисленных нейромедиатора есть у всех млекопитающих, а, скажем, серотонин или близкие аналоги так вообще даже и у амеб, но мы обладаем еще и мощной корой, которая позволяет нам действовать произвольно.

Если размышлять внутри предложенной схемы, то основа нашей свободы воли – это таинственная способность активизировать цепочки нейронов, которые не склеены еще накатанными синаптическими связями, и действуют, только если вкачивать в них много ценной энергии. Интересно, как это чисто физиологически происходит? В книжке не объясняют. Но мы все знаем, каково концентрироваться на новой, сложной и не имеющей немедленного вознаграждения задаче (или задаче, за которую никогда не будет награды).

Королевских путей здесь нет. Если “награждать” себя за каждую главку отчета булкой с изюмом, закрепится паттерн пожирания булок в случае ощущения скуки и затруднения. Плохо. Можно попробовать связать в своем воображении отчет с восторгом заказчика, прибылью или одобрением коллектива в надежде на немедленный кредитик серотонина, дофамина или окситоцина соответственно, но кредиты – даже в пределах нашей черепной коробки – страшное зло, потому что всегда с процентами. Все, что можно делать для прорезания в мозгу “контура написания деловых бумажек” – это тонко, потихоньку нащупать сравнительно безопасный способ получать в процессе чуть-чуть незаемных нейромедиаторов. Незаемных – в смысле, не вызванных фантазиями о чем-то хорошем, что случится потом. У каждого в этом свой путь. Большая часть дел, которые мы делаем легко и хорошо, являются таковыми, потому что когда-то нашли для них прямую связь с равномерным тихим выделением вещества. Случайно нашли. Я вот здорово и быстро пишу предложения, брифы и деловые письма, потому что в моем мире все это – сами по себе полезные вещи, а не предпосылки к чему-то хорошему потом. Кроме того, я умею такое писать, у меня в памяти много референсов, приемов и ходов, я печатаю быстрее, чем думаю – в итоге каждый написанный документ для меня это два часа дофаминовой поддержки, а не бессмысленная гадость, которую нужно как-то пережить. Или вот заметки в блоге – я их могу писать в неограниченном количестве, потому что в процессе дофамин, а потом – серотонин от писем благодарных читателей, комметариев и лайков. Ставьте больше лайков.

Интересен и обратный процесс деконструкции ненужных нейронных контуров. Автор книжки утверждает, что самые жирные и накатанные нейронные цепи еще и обрастают сверху слоем myelin – жироподобного вещества, которое изолирует цепь и обеспечивает супербыструю активацию контура с минимальным расходом энергии. Большая часть такого закладывается в детстве – человеческие дети рождаются с колоссальным количеством нейронов (часть потом умрет) и минимальным количеством связей между ними. Но кое-что мы можем добавить в сознательной жизни. Частенько это бывает совсем не “контур подготовки гениальных коммерческих предложений” или хотя бы железная привычка убирать за собой со стола. Чтобы проложенный в мозгу автобан разрушился, нужно долго-долго не пропускать по нему энергию. Что трудно.

Это уже чистая притча про черного и белого волка, из которых побеждает тот, кого ты кормишь. Пару или тройку лет назад я нашла у себя такой деструктивный, но супернакатанный контур. Наверное, его при вскрытии было бы видно по толстому слою изоляции. Это была привычка к мысленному диалогу с разными людьми, и я так уже влипла, что диалог начинал включаться мгновенно, стоило мне сесть за руль или хотя бы слегка заскучать. Уставала после каждого раза, как собака. Вот правда – все эти мысленные бои выматывали меня хуже настоящих, а также портили реальные отношения, потому что человек и сам не знал, чего мне успел наговорить внутри моего сознания, но осадочек-то оставался. Похоже на сюжет из книжки The Shadow of the Torturer – кто читал, тот поймет. Отключение контура внутреннего диалога с воображаемыми собеседниками заняло у меня много времени, но дело того стоит. Крайне советую заглянуть в себя, нет ли у вас такой истории, если есть – начинайте бороться. Это квест по достижению самоконтроля, балансирование на грани “не думать о белой обезьяне”, само по себе интересно, и настоящий экзорцизм в результате. Энергии прибавляется море, потому что внутренние диалоги – крайне расходное дело.

Понятно, что все мозги разные, несмотря на общий принцип. Человек вполне может впасть в порочный круг зависимости от проблем и страданий, потому что сильная боль, физическая или душевная – это эндорфины, и легко залипнуть на получение эндорфинов таким способом. Еще и еще раз убеждаться, что мир крайне плохо устроен и кругом подлецы тоже по-своему приятно, каждый раз, когда в поле зрения появляется доказательство правоты, мозг выдаст немного дофамина, плюс можно над кем-нибудь покуражиться и получить серотонин, или объединиться с единомышленниками – окситоцин.

Любители типологий могут найти у себя “ведущий” нейромедиатор. Поразмыслив, я поняла, что моменты самого острого и чистого счастья в моей жизни связаны с дофаминовыми приходами в моменты того, что я считала большими победами. Судя по некоторым другим вещам, окситоцинового поведения во мне – чуть поболее, чем в ящерице. Хорошее упражнение, можно кого у годно классифицировать: д ‘Артаньян – дофаминовый (любил квесты и результаты), Атос – эндорфиновый (любил страдать), Портос – окситоциновый (ценил дружбу и принадлежность к группе), Арамис – серотониновый (гордец и карьерист). Впрочем, Атоса и Арамиса можно поменять местами, потому что Атос был тоже гордецом, помешанном на идее ложной чести, а Арамис имел склонность красиво помучаться.

Вся эта история еще и заставляет пересмотреть мнение о счастье. В предложенной схеме это физиологическое состояние, вполне достижимое. Если обеспечить себе равномерное, умеренное поступление всех четырех нейромедиаторов, будешь вполне счастлив, не абстрактно, а конкретно, насколько возможно для обладателя мозга, созданного для жизни в мире смертельных опасностей и управляемого постоянными кортизоловыми пинками. Мне нравится эта идея, которая позволяет навсегда освободиться от погони за счастьем и спокойно заниматься своими делами.

Также можно почитать про аудиокурс о зависимостях , собственно, после него я  заинтересовалась историей с дофаминовым циклом вознаграждения. Если читаете на английском, берите не сомневайтесь, она правда хорошая и доходчивая. На русском перевода еще нет, но я буду следить. У нас сейчас любят такое издавать.

Автор приводит отличную библиографию, из которой можно что-нибудь полезное почерпнуть для дальнейшего чтения:

И сиквел этого поста – мой обзор курса “Здоровый дофамин”. “Счастье есть, но вам все равно не понравится – 2”.

Тихая Ангара

Зулейха открывает глаза

Зулейха открывает глаза

Выдающийся сторителлинг. Тема, интонация и исключительно яркая визуальность выносят довольно простую повесть в топ русскоязычных текстов ближайшей пары лет. Если по существу, то лучшая часть – это то, что до момента, когда Игнатов стоит на утесе и собирается стреляться, а потом видит катер. Дальше все здорово проседает, если брать чисто литературную мерку, но иногда нечего со своими мерками приставать. Очень жаль, что у нас сейчас мало таких витальных книжек.

Ну и самое острое впечатление от чтения, конечно, это кристально ясное понимание, что прямо завтра ты, читатель, можешь отправиться на север в теплушке как враждебный элемент. Или, тоже с ненулевой вероятностью, сопровождать теплушку, трястись от ужаса, что отправят к этим, запихивать людей в гнилые баржи. Может, дистантно, технологии же.

Не знаю, может “Зулейха открывает глаза” – крупинка на весах в пользу того, чтобы этого у нас снова не произошло.

Стоакровый Лес на Рижском взморье

Мальчик, дяденька и я

Мальчик, дяденька и я. Денис Драгунский

Обманчивая книжка, которая сначала кажется совсем простой и легкой (эта фирменная семейная интонация!), а потом оказывается сложной и грустной. Драгунский – повелитель композиции, в этих воспоминаниях отдельные кусочки реальности, памяти и домысливания нарезаны в слюдяные слои, обрываются на полуслове и начинаются через три страницы со слов “да, кстати”, и не распадаются. Хочется прочитать еще раз, вырисовывая, какой слой где всплывает на поверхность повествования, чтобы узнать, как же это сделано.

Окончательно поняла, что в СССР надо было подаваться в писатели или драматурги – судя по воспоминаниям даже не самых крупных литрабов, жилось им неплохо. Та самая “вам государство дало трехкомнатную квартиру со всеми удобствами” – около сада Эрмитаж, машина, отдых на Рижском взморье. Хорошо же.

Еще про советских литераторов:

Гнездо Бармалея

Марш динозавров