Бегемот, но не тот

Behemoth: A History of the Factory and the Making of the Modern World

Велик шанс, что ты, мой любезный читатель, тоже работаешь на заводе, хотя и не варишь сталь, не собираешь трактор и не вяжешь узелки. Поэтому идея книжки об эволюции индустриальной революции важна для всех.

Сначала были мастерские: сидит-тачает. Потом были мануфактуры: сидят-лудят. Потом в Новом Свете научились так использовать рабский труд, что хлопка стало очень много, в ответ на это появились первые предприятия легкой промышленности, с настоящими станками, высокой концентрацией ресурсов – и понеслось. Форд, Магнитка, китайские заводы на сто тысяч человек в одну смену.

Я ожидала от книжки несколько большего, потому что переход к фабрично-заводскому типу организации труда действительно изменил все. Фабрика раннего этапа – это такое место, куда могла придти женщина или ребенок и обеспечить себе, по современным меркам чудовищное, но независимое существование. Сейчас мы даже не понимаем, насколько это было радикальным шагом. В до-промышленном мире большая часть населения жила в патриархальном крестьянском хозяйстве, где ты сам по себе зиму не протянешь. Альтернативой были разнообразные отхожие промыслы и переход в сервис, но это недостаточно массовый вариант.

И тут – вдруг – оказывается, что можно придти в специальное место, стать работницей или малолетним рабочим и в обмен на 8-12 часовую смену каждый день, кроме воскресенья, когда работают всего половину дня, получить право спать на койке в бараке, брать продукты из лавки и даже еще немного наличных. Без вопросов, без сватовства, замужества и вот этого всего. Не понравится – уйти в другое место или домой. И это было просто потрясающе. Революция. Свобода. В восемнадцатом веке процесс начался в Великобритании – король-хлопок, продолжился в США, в двадцатые годы прошлого века развернулся в СССР, во второй половине века перенесся в Китай, а сейчас разворачивается, например, в Эфиопии, где крестьянские дети тоже хотят закончть день сурка.

Чтобы это все происходило пришлось создать привычную нам систему школ с классно-урочным подходом – крестьянских ребятишек надо было превращать в рабочих, способных выдерживать однообразную смену и действовать по инструкциям. И поэтому же традиционная школа кажется сейчас нелепым порождением прошлого. Понадобились новые города, устроенные по схеме большое предприятие + обслуживающая инфраструктура + спальные районы.

Даже креативные и постиндустриальные конторы тоже стали заводами, потому что основа традиционной менеджерской школы заложена Тейлором именно для производства, а почти все организации вокруг на 80% состоят из менеджеров. Большой офис – завод с опен-спейс цехами, компьютерами-станками, сменами, мастерами, нормами выработки и всем прочим. Кстати, офисная работа выполняет сейчас такую же функцию придания относительной независимости от семьи на условиях отказа от свободы распоряжаться своим временем, как раньше – фабрики. Почти любой дееспособный гражданин может податься в офис, который даст ему возможность поддерживать свое существование.

Анализ писем и свидетельств рабочих и работниц “первой волны” – выходцев из деревень во всех странах показывает, что люди делятся не тем, что тяжко гайки крутить, а ощущениями от новоприобретенной свободы: вау, кино вечером, чулки на трудовую копеечку можно купить, с ребятами в паб сходить, огни большого города смотреть.

К сожалению, книжка не погружается в детальный разбор того, как все наше общество стало заводом, и как мы теперь пытаемся деиндустриализироваться, потом заново индустриализироваться и сами уже не знаем, что делать. Там этого нет, но, совершенно как завод, устроена система здравоохранения. Современная больница архитектурно выстроена по лекалу фабрики – с цехами, внутренними транспортировочными линиями, складами, разделением на уровни, идеей специализации.Базовый сюжет книги же состоит в синусоиде отношений крупного рабочего коллектива и менеджмента предприятия.

Это именно синусоида: сначала панует менеджмент, потому что желающих много – можно крутить гайки во всех смыслах. Потом неожиданно для всех срабатывает ловушка масштаба: концентрированное производство оказывается слегка заложником сотрудников. Но кризис или еще что-нибудь – и снова силовой баланс смещается на сторону менеджмента. История борьбы рабочих за свои права – это очень интересно. Хотя подписчики моего канала в телеграме и отписываются десятками после каждого поста про фабрики, но мне кажется, что это бесконечно увлекательная тема.

Например, в США рабочие зверски боролись за повышение уровня заработной платы, сокращение рабочего дня, улучшения условий труда, базовые социальные гарантии. Дело доходило до уличных боев. Если вдуматься, то любая забастовка – сложнейшее дело. Это как надо проработать коллектив, чтобы люди согласились поставить на кон буквально выживание. В результате самая капиталистическая страна на свете получила могущественные профсоюзы (результатом одной из больших войн, стало автоматическое зачисление в профсоюз всех новых рабочих заводов GE).

Поскольку следующим шагом человечества может стать новая индустриализация, когда реальный сектор вернется в столицы, и что-то по-настоящему производить, а не только проектировать и менеджерить снова станет важным, то книга нужная. Может, издательский микротренд появится, и будет еще несколько работна эту тему.

Вот что круто автор придумал, так это название! Есть два главных библейских чудовища, одно из них – Левиафан – удачно так стало метафорой для государства – а второе – Бегемот – долго болталось без дела. Замечательно удачно было сделать его несвятым покровителем монструозной системы, которая стоит вровень с государствами и имеет все шансы их пережить.