A Troublesome Inheritance: Genes, Race and Human History

Неудобное наследство. Гены, расы и история человечества

Насколько люди разных рас и национальностей отличаются друг от друга чисто биологически, и как эти отличия влияют на их способности, особенности, поведение и геополитические успехи? Вопрос – готовый рецепт для репутационной катастрофы, перетекающей в линчевание. Это как усомниться в копенгагенской трактовке квантовой механики. Поскольку Вэйд долгое время был постоянным автором The New York Times, там на эту книгу благоразумно опубликовали разгромную рецензию, где назвали книжку “глубоко некорректной, вводящей в заблуждение и опасной”. Сто с лишним авторов, на которых он ссылается в своей книге, написали коллективное письмо с декларацией, что они никак не поддерживают и не разделяют мнение Вэйда.

Окей, местами автор и правда развивает очень странные мысли. Например, идея, что Великобритания так здорово продвинулась в девятнадцатом-двадцатых веках за счет того, что более предприимчивые и богатые семьи оставляли больше выживших детей, и эти дети в силу законов о наследстве “опускались” в более низкие социальные страты, продвигая тем самым генетические особенности, способствующие деловым успехам, – ну эээээ. Это была дурацкая идея. Самое же ужасное преступление Вэйда состоит в том, что он строит пирамиду: равзитие общества определяется институтами, институты строятся на культуре, а культура, хе-хе, это уж порождение поведенческих особенностей, часть из которых задана генетикой. Ну вот агрессивность, например. Или IQ. Он даже приводит средние IQ для разных рас, которые различаются на десятки пунктов. Не знаю, на что автор надеялся, когда это все пислал.

Между тем, Вэйд не кажется мне уродливым киплинговским последышем, который оглядывает мир в холодном изумлении перед общим несовершенством всех, кроме англичан. Он важные вещи обсуждает при всех своих косяках.

Вот что важно: эволюция человеческого вида никогда не останавливалась, она идет и идет быстро. Не то что бы триста тысяч лет назад примерно современный с точки зрения анатомии человек появился, потом окончательно расправил плечи и последние двадцать тысяч лет мы особенно не меняемся. Это все лобби палеодиет тень на плетень наводит. Даже за последние 5000 лет люди изменились. Все биологические виды способны к потрясающе быстрым сдвигам.

Здесь стоит вспомнить великий эксперимент Дмитрия Беляева, который показал, что за несколько десятков поколений вид может претерпеть кардинальные изменения в поведении, внешнем виде, морфологии, гормональной системе. За сорок лет дикие лисы стали другими животными, близкими к собакам. Несколько десятков поколений у людей тоже проходит в обозримые сроки, а давление направленного отбора в человеческом обществе еще более жесткое, чем в лабораторных клетках.

У человеческого пра-предка была белая кожа (у шимпанзе она до сих пор белая), он расселился по Африке и приобрел много новых полезных черт. Народы африки до сих пор отличаются между собой намного больше, чем любые другие группы людей. Максимальное генетическое разнообразие. Потом буквально несколько тысяч человек отселилось на север – и приобрели новые черты, в том числе, светлую кожу. Наступающий ледник простимулировал еще одну волну, благодаря которой образовалась азиатская ветвь. Нет, людей нельзя разложить по жестким коробочкам сообразно расам. Но да, если представить себе геномы всех людей, они кластеризуются по пяти-шести отчетливым группам, хотя и с размытыми границами.

При этом, в чем сходится и Вэйд, и ряд современных антропологов – идея расы сравнительно новая. По большому счету, в девятнадцатом веке, совсем недавно. Конечно, всегда было известно, что люди разных стран выглядят по-разному – есть греки, есть пигмеи, есть римляне, есть люди с песьими головами, есть египтяне, и они правда отличаются друг от друга по виду и обычаям. Но их никто не кластеризовал в три огромные, всемирные групы, это были сотни разных народов, сравнительно равноудаленных друг от друга.

Основу расовой идеи положил двоюродный брат Дарвина, который вообще был склонен к мыслительным экспериментам. В частности, он выссказал передовую идею: есть же объективная научная возможность проверить действенность молитв. Каждый день весь британский народ молится за продление жизни монарха. Если молитва имеет силу, то короли и королевы Великобритании должны жить статистически заметно более долго, чем другие группы граждан. Поскольку этого не наблюдается, то молитва, очевидно, не работает таким способом.

У него появилась мысль, близкая к социальному дарвинизму. Ее подхватили почти как игрушку, потом хорошо пошло за океаном – Самуэль Мортон начал мерять объемы черепных коробок людей разных национальностей, и его данные были статистически неверно истолкованы в том духе, что самые большие мозги у белых, поэтому они самые умные. Ну и понеслось, причем, США сделали большой вклад в популяризацию евгенических идей. У них даже была программа отбора иммигрантов на основе их антропологических совершенств, пункты обмера и оценки работали. Впрочем, что меняется – и сейчас есть отбор талантов по соответствующей визе, и отбор удачливых людей – гринкард. Дальше эти все полузавиральные, полуигрушечные идеи взяли в оборот нацисты, и тема объективных различий между расами стала радиоактивной с периодом полураспада в сотни лет.

Но вот что я думаю. Вся тема с генетическими различиями между людьми довольно скоро так взоврется, что с от этой темы нельзя уже будет прятаться за политкорректностью. В действие вступают новые факторы напраленного отбора и новые механизмы изменения человеческого генома. Проблемы наследования и наследия, различий между отдельными группами, появление условных люденов-биохакеров или, наоборот, элоев ждут нас в ближайшие уже десятилетия. В увлекательное время живем.