Святой против Льва. Иоанн Кронштадтский и Лев Толстой: история одной вражды

Иоанн Кронштадский был колоссальной фигурой в России рубежа веков: священник – не постриженный в монашество, а значит, без возможности делать большую церковную карьеру – стал центром личного культа, центром сбора и распределения огромных средств, практически святым при жизни. Люди на него молились. Толстой тоже был гигантом, писателем номер один – как по влиянию, так и по тиражам (и гонорарам), хотя чисто народная популярность у него была несопоставимо меньше, чем у отца Иоанна. Все-таки исцелений за ним не числится, и деньги он раздавал куда с меньшим масштабом. 30 000 рублей гонорара за “Воскресенье”, отданные на переселение молокан в Канаду, и даже сотни тысяч рублей, собраных на борьбу с голодом, меркнут перед миллионами отца Иоанна.

Cама коллизия, вынесенная в подзаголовок книги, несколько надумана. Да, было дело, Иоанн Кронштадский называл Толстого сатаной и Иудой, и желал, чтобы он как можно скорее очистил мир о своего влияния. Но заочная полемика с Толстым не составляла сколько-нибудь существенной части его напряженной жизни. Писатель же – куда более искушенный полемист – на критику не отвечал, и как-то назвал отца Ионна один раз. Добрым старичком. Если прочитать этот толстовский текст полностью, то становится очевидной вся его жестокость, направленная больше на церковную систему и на самого автора, чем на отца Иоанна, зато в истории остались два впечатления: Иоанн с его жаркими потрясаниями в сторону льва, рыкающего из Ясной Поляны, и “смирный” Толстой, проронивший только про “доброго старичка”. Пытаться текстом атаковать литературного гения вне категорий – это же как на танк с зубочисткой идти. Лучше не начинать.

Работа Басинского описывает не столько конфликт, сколько две параллельные и в отдельных своих эпизодах поразительно схожие истории духовного развития титанов своего времени. При том, что я об Иоанне Кронштадском до этой книги не знала вообще ничего. А он был асболютно культовой фигурой своего времени. Сын бедного священника с Севера, настоятель храма в не самом важном городе империи, собирал вокруг себя такие толпы людей, что на литургиях зафиксированы смертельные случаи из-за давки. Каждый выход отца Иоанна встречали тысячи и десятки тысяч людей. В Кронштадте открыли отдельное почтовое отделение для приема писем в его адрес. Через руки отца Иоанна ежегодно проходили миллионы рублей пожертвований. При том, что начинал он с раздачи собственных невеликих рублей бедным.

У отца Иоанна неоднозначный образ, потому что он – видимо, в силу сконцентрированности на выбранном духовном пути – допустил несколько серьезных посчетов в публичных словах и действиях. Отозвался на еврейский погром в том духе, что жертвы сами на себя беду навлекли. При том, что антисемитом он не был, и ксенофобом тоже. Один из самых красивых эпизодов жизни отца Иоанна связан с случаем, когда к нему пришла жена парализованного татарина с просьбой “Мулла Иоанн, помолись за исцеление мужа”, и он предложил ей молиться по-своему, пока он будет молиться по-своему.  По легенде, после когда они вышли к толпе, на своих ногах к ним направился исцеленный муж. Еще более печальная ошибка отца Иоанна была в том, что он как-то поддался и принял участие в освещении хоругви и знамени “Союза русского народа”, что навсегда связало его с черносотенцами. Мне кажется, что с высокой вероятности он просто не вникал в детали.

А так – поразительный человек, который, окруженный фанатичными поклонниками, не забронзовел. Это главный подвиг, почти невозможный для простого смертного. Даже представить себе трудно: портреты висят в домах рядом с иконами, царская семья осыпает дарами, сильные мира сего умоляют заехать на минутку хотя бы. Исповеди становятся коллективными, и люди в церкви выкрикивают признания в убийствах и преступлениях. Оставит стакан с водой – дерутся, чтобы допить. За возможность окунуться в ванну, которую принимал отец Иоанн, платили большие деньги. На причастии, бывало, кусали за палец. Не тронуться умом в этом всем и сохранить себя как человека, священника, делать свое дело – а он занимался домами трудолюбия для бедняков и обителями – вот это да, высота.

Вот чего недостает мне в книге, так это более подробного разбора политической стороны отлучения Толстого от церкви. Легко недооценить поразительную близость всего толстовского круга к центру предельной власти в стране. Когда застопорилась публикация “Крейцеревой сонаты”, Софья Андреевна без особого труда устроила аудиенцию у Александра в обход Победоносцева. Мать Черткова – Елизавета Черткова, была заметной фигурой при дворе со времен Николая I, и цари Александр II и Александр III заезжали к ней в гости “запросто”. Сам Чертков в юности был дружен с Александром III. То, что делал Толстой, критикуя церковь, было большой политикой, в том числе. И его деятельность “на голоде” – тоже. И даже “Азбука”. Отлучение готовили в несколько этапов, за которые оно смягчилось от анафемы (при том, что предавать в церквях анафеме даже Гришку Отрепьева перестали за какое-то время до того) к “отпадению” – и итоговый текст определения святейшего Синода от 1901 года написан замечательно умно: там перечисляются взгляды Толстого (не поспоришь) и говорится, что Церковь больше не считает его своим членом и не может считать, пока он не раскается, и молится о возвращении. Правда, и этот – уже существовавший – конфликт в истории выглядит к полному торжеству Толстого. Потому что на уровне текстов он непобедим.

И еще о книгах Басинского:

• “Любовь и бунт” – непростые отношения Толстого с супругой. Мрачновато, конечно, всех жалко, но, как и в других книжках Басинского – множество премилых анекдотов из жизни.
• “Лев в тени Льва” – непростые отношения Толстого с сыном. Там лучшие главы посвящены работе семьи Толстых “на голоде”. Огромную работу они сделали: наладили фандрайзинг, открывали столовые. Много людей спасли.

Если хотите из этого многообразия прочитать одну работу, то лучше всего – “Бегство из рая”. Она самая системная и глубокая. И там много не только о тяжелейшем периоде 1910 года, когда все стало грустно, но и о первых – двадцати – самых счастливых годах жизни семьи.