Небесная Европа

The Europeans: Three Lives and the Making of a Cosmopolitan Culture

Это книга о том, как за девятнадцатый век Европа стала собой, пройдя путь от соседствующих стран, неожиданно малоизвестных друг другу, к единой культуре. Во-первых, железные дороги, во-вторых, паровой печатный пресс, в третьих – люди особого склада ума, космополиты и настоящие европейцы. Среди таких особых людей автор следит за тремя своими героями: мировой оперной звездой – испанкой, импрессарио, журналистом, коллекционером искусства, автором новой концепции музея изобразительных искусств – французом, помещиком и автором бестселлеров – русским. Гарсиа-Виардо, Виардо, Тургенев.

Книжка пространная – повествование завязано на биографию знаменитого трио, но вольно отклоняется от нее в детали устройства шоу-бизнеса (опера-опера-опера), приключениях законодательства об авторском праве, доходах и расходах знаменитых писателей и развитии железных дорог. Общая мысль такая: железные дороги связали Европу, буквально схлопнув расстояния: путешествие, которое раньше требовало несколько дней в карете с остановками на ночевки в придорожных харчевнях внезапно стало делом одного дня. Поэтому артисты начали гастролировать по небольшим городам, и люди за пределами столиц приобщились ровно к тому же набору популярных опер, которые стали общеевропейским каноном. Плюс благодаря промышленной революции появился многочисленный новый класс профессионалов с хорошей зарплатой, которые готовы были ходить на концерты, читать романы и учить своих детей музыке. А еще вошло в обиход газовое освещение, и стало легко проводить вечера с чтением и музицированием. Тем более, что профессионал, в отличие от крестьянина или лавочника, работает днем на работе, а вечером должен отдыхать.

Главное, что тогда случилось – это массовизация. Наконец-то появились большие тиражи всего. Например, довольно чудовищную книжку Эжена Сю “Тайны Парижа” (я читала в детстве, хорошо помню только, как злая старуха вырвала у прелестной сиротки зуб), в общей сложности, прочитало с пол миллиона человек. Книжки стало печатать существенно дешевле благодаря паровым прессам, поэтому и журналы повысили тиражи, и отдельные издания стали дешевым. Например, были в России дешевые издания романов по 40 копеек, которые шли стотысячными тиражами. К первой мировой в вендинговых машинах на вокзалах и в других проходных местах только одна крупная компания продала 1,5 миллиона книг каждый год. Совершенно внезапный эффект это оказало на оперу.

Появилась такая новая штука как адаптированные для домашнего музицирования аранжировки популярных мелодий из опер. И началось массовое производство домашних пианино – замечательных инструментов, на которых легче научиться играть, чем на скрипке, которая, к тому же, считалась неженственным инструментом, потому что требовала перекосить фигуру. А виолончель вообще ставят между ног. А духовые инструменты требуют некрасиво раздувать щеки. Арфа мило выглядит, но на ней много не наиграешь. Зато пианино – идеально для прелестных юных дев. Так женщины обрели свою роль и голос в домашних развлечениях, рынок нот взорвался. Чем больше люди знали оперы по доступным аранжировкам хитов, тем охотней они ходили в театр на большой спектакль (на концерты же не за новой музыкой ходят, а за масштабом). И композиторам открылся новый источник дохода – роялти от продажи аранжировок. Это было колоссально, потому что композиторы перестали зависеть от способности гнать все новые и новые оперы для постановок и смогли получить некоторую финансовую независимость. К слову, такую же важную роль сыграли и дешевые репродукции картин – люди сначала смотрели на открытки и иллюстрированные журналы, и потом понимали, что интересно будет увидеть оригинал в музее.

Вообще, опера – это блокбастер девятнадцатого века. Здесь я бы хотела еще раз горячо порекомендовать замечательный курс Роберта Гринберга “Как слушать и понимать великую оперу”. Я совсем не понимаю театр и практически не слушаю музыку, поэтому оперой отдельно не интересуюсь. Но курс этот послушала с большим удовольствием, там хорошо и компактно уложены действительно существенные сведения об операх, почему они именно такие, как устроены, зачем нужны и что означают. Плюс разобраны ключевые оперы культурного канона – Гринберг буквально пальцем показывает, куда слушать. Потом я еще прослушала почти все его курсы – тоже прекрасный “Как слушать и понимать великую музыку”, это прям А+, “Оперы Моцарта” и сломалась, кажется, на сонатах Бетховена, потому что там нужно хоть что-то разбирать. Сейчас заглянула по ссылкам – и оттуда на меня посмотрели обложки еще десяти курсов Гринберга. “Музыка как зеркало истории” – должно быть увлекательно.

Так вот же, и профессор Гринберг, и Файджез описывают, как в начале века опера была самым красивым, что видел средний человек в своей жизни, кроме, может, некоторых соборов. Во всяком случае, самым ярким, удивительным и нарядным. Декорации волшебные, в больших театрах делали настоящие спецэффекты с полетами и исчезновениями, примадонны в шелках и драгоценностях. При этом, правда, традиционный оперный зал с партером, ложами и оркестровой ямой появился сравнительно поздно, до этого прямо во время спектакля люди разговаривали и ели (а неплохо, в такую оперу я бы ходила). Только в Италии к 1868 году работало 775 оперных театров – я заглянула в статистику, в 2017 году в Италии было 1204 кинотеатра, немногим больше, а по сравнению с численностью населения так и меньше. Примадонны блистали звездами вполне современного толка: с огромными заработками, фанатами и хейтерами, пиар-стратегиями. Правда, и пиратство в этом мире процветало зверское: специальные люди ходили и слушали новые оперы, быстренько записывали партитуры и передавали для постановки в региональные театры. Зато, когда гайки авторского права затянули, и оперы могли исполняться только под полной лицензией – с контролем декораций, костюмов, точной последовательности сцен (до того удивительное количество отсебятины было), мировой прокат европейской оперы стал чем-то похож на распространение голливудских фильмов. Опера Верди Троваторе, возможно, была первым международным таким явлением – через три года после итальянской премьеры ее поставили в Константинополе, Александрии, Рио де Жанейрно, Пуэрто-Рико, Буэнос-Айресе, Гаване и Нью-Йорке. Еще через десять лет она добралась до Китая, Филиппин и Кейп-Тауна.

Поэтому в трио супругов Виардо и Тургенева главной звездой долгое время была Полина Гарсиа-Виардо. Примадонна и дива. На выступлениях сцена скрывалась под ковром из цветов. Дружила с прусской императорской четой, выступала для Николая I, королевы Виктории и большинства коронованных особ Европы, гонорары ломила астрономические – от 12600 франков в месяц, но за сложные гастроли, например, в Россию, конечно же больше. Для сравнения: годовой доход Тургенева от имения Спасское составлял в пересчете с рублей 24000 франков, а каждый из своих прекрасных домов-вилл Виардо покупали за 100 000 франков. Но что поражает, так это прагматизм Полины, которая знала, что ее певческий голос будет жить максимум двадцать лет, а потом она не сможет уже выступать в столицах. Поэтому она гастролировала и работала на износ, и делала из себя нечто большее, чем просто исполнитель. Дружила со всеми выдающимися деятелями искусств своего времени, продвигала на европейский рынок испанскую и русскую музыку, покровительствовала молодым музыкантам. А гвоздем ее салона всегда был алтарь Моцарта с партитурой “Дона Хуна” руки лично Моцарта. Когда оба ее мужчины умерли чуть ли не одновременно, Полина была безутешна, но прожила еще двадцать семь лет, преподавая, принимая и покровительствуя. Понятно, почему Тургенев влюбился, последовал за ней во Францию и в Германию, ждал с гастролей и писал тоскливые письма из имения, а потом очень помогал супругам Виардо деньгами.

Луис Виардо, кстати, тоже был выдающимся человеком. Он не пел, как жена, и не писал большую прозу, как эээээ друг семьи, но собирал испанский фольклор (Испания тогда была очень экзотической, не сильно-то европейской страной. Многие даже сравнивали Испанию и Россию как европейские страны, сильно мутировавшие под воздействием мавров и монголов, соответственно), сделал канонический перевод “Дон Кихота” на французский, первый придумал, как правильно развешивать картины в галереях и музеях – не на всю стену и без особого разбора, а на уровне глаз, в отдельных залах, разделенных по периодам, странам и школам. Это был прорыв. Еще Виардо написал несколько путеводителей по музеям (новаторская на тот момент мысль), и новый профессиональный класс целевым образом с его книжками по музеям ходил. Ради Полины Луис отказался от поста директора театра, был ее менеджером, хотя она и сама хорошо с делами справлялась.

В итоге из всех трех лучше помнят Тургенева. Полина Виардо в не самое удачное для исполнителя время жила – без записи голос исчезает еще при жизни человека. А Тургенев удачно выступил с “Записками охотника”, которые мне всегда казались довольно скучными, но современники ценили их, даже считается, что “Записки” повлияли на отмену крепостного права. И денег автору именно они принесли больше всего! Тургенев много занимался продвижением русских авторов в Европе – не без его усилий количество переводных русских романов во Франции выросло до 25 в год в 1888 с двух в начале 1880. Но не без подвоха – как раз в этот период формировалась европейская система авторского права, Россия не подписала соглашение – поэтому русских авторов можно было издавать без отчислений. Тургенев горячо поддерживал “Войну и мир”, всем своим европейским друзьям рассказывал, какой это поразительный роман – и что его нужно обязательно издать. Он был старше Толстого на десять лет, и испытывал к нему слегка отеческие чувства, что, конечно, поразительно. Поразительно, что кто-то мог так относиться к убер-отцу Толстому.

И о самом интересном – о деньгах. Имение Спасское после смерти Тургенева стоило где-то 165000, а при жизни писателя приносило тощие 9500 рублей в год. Все права на произведения писателя после его смерти были проданы издателю Глазунову за 80 000 рублей (320 000 франков). А так к концу жизни ежегодный доход Тургенева составлял приблизительно 10 000 рублей (40 000 франков) – половина от Спасского (которое могло бы давать куда больше, но очень плохо управлялось), половина от писательских трудов.

Пока читала, книжка казалась рыхлой и несущественной. Когда начала разбирать заметки, поняла, что все на так, “Европейцы” – замечательно насыщенная работа, и довольно внезапный для меня взгляд на историю.

А еще прекрасное: Виктор Гюго завещал похоронить себя в бедняцком гробу, самом дешевом и простом. Поэтому под Триумфальной аркой на колоссальном пышном постаменте, среди факелов и гор цветов возвышался этот самый бедняцкий гроб. Так высоко, что его почти не было видно.