Есть ли душа у любого мыша

Metazoa: Animal Life and the Birth of the Mind

Логическое продолжение прекрасной книги, в которой автор пытался разобраться в феномене самосознания, исследуя сложную внутреннюю жизнь осьминогов. Здесь тоже без осьминогов не обошлось, но невод закидывается пошире.

Вопреки названию, автор исследует не столько “рождение разума”, сколько способность переживать субъективный опыт: насколько он присущ разным живым существам. В общем, та же тема, что и в недавно прочитанной мною The Feeling of Life Itself, но с другим подходом.

Для меня самый большой инсайт книги – довольно печальное размышление о том, что самая первая, самая простая искра самосознания, переживания “я существую”, может быть порождено переживанием боли. Автор именно это не пишет, но боли у него посвящено много убедительных страниц. В книжке про осьминогов тоже об этом упоминается, но не так детально. А здесь автор прям развернулся. Это же действительно колоссальный вопрос: кому больно – а кто просто отползает? В отличнейшей книжке Николая Кукушкина “Хлопок одной ладонью. Как природа породила человеческий разум” автор пишет, что вполне бестрепетно режет гигантских улиток, потому что им точно, совершенно точно, нечем осознавать себя – слишком мало нейронов в нейронной сети, чтобы реализовывать такую сложную реакцию как переживание боли. Ну не знаю.

Боль же – классный интеграционный механизм, который делает ответ на внешнюю угрозу намного эффективней, чем просто реакция типа “включаю программу наращивания расстояния от раздражителя”. Любому сложному организму нужна оркестровка действий: изменить давление, частоту сердцебиения, отвести кровь от одних сосудов и наполнить другие, все ресурсы перераспределить, бросить что-то важное и полезное, чем занимался, сделать сильный рывок. Наверное, это можно делать и как-то алгоритмически, но четкое, ярчайшее впечатление от острой боли это все собирает куда лучше. А, чтобы было больно, нужен кто-то, кому будет больно. Вот так самосознание и заводится. Может быть. Другое дело, что, как и многие эволюционные механизмы, боль бывает и неполезной, и тогда приходится придумывать разные заплатки, чтобы оно все продолжало хорошо работать. Например, абсолютно здоровый человек вынужден глушить фоновые болевые сигналы от всего тела эндоморфинами – и героиновый наркоман в ломке страдает, потому что у него этот механизм сломался, надо ждать, когда количество соответствующих рецепторов в синапсах дойдет до нормы.

Этот кусок – про боль – заметно пересекается с рассуждениями автора из прошлой книги, но все равно интересно. Вот насекомые, которые вроде бы и не проявляют никак болевую реакцию на повреждение тела, а молюски разные проявляют. Хотя насекомые более чувствительные с точки зрения сенсорики существа: у них хорошее, сложное зрение, восприятие вибраций. Насекомые умеют делать сложные вещи: летают, бегают, преодолевают препятствия. Еще ни один робот, сделанный людьми, не научился так здорово и адаптивно двигаться, как муравей или таракан. Но, если насекомое даже очень существенно повредить, оно будет продолжать свою миссию – ну, разве что муравей может добродетельно избавить муравейник от своего тела, если почувствует, что ему скоро конец. Возможно, это потому что у насекомых почти нет индивидуальной жизни, летающие насекомые часто – вообще гениталии с крыльями, которым только спариться и яйца отложить, остальные тоже живут мало и очень так, высокоспецилизированно. Хотя не все: например, рабочая пчела за несколько недель своей жизни набирает опыт и знания, которые важны семье. Но пчелы, как раз, и проявляют некоторую реакцию, похожую на болевую. Моллюски же, которые на фоне великолепных роботов-насекомых просто куски мяса, живут дольше, их тела могут заживлять себя, поэтому им есть смысл что-то такое чувствовать. Здесь гипотетическое самосознание внезапно зависит не столько от сложности организма, сколько от полезности.

Кстати, о признаках “оно чувствует боль” – может, полезно окажется. Выделяют четыре: 1) попытки обработки повреждения и оберегание поврежденной части тела 2) при возможности – обращение к обезболивающим (даже очень простые существа быстро выясняют, что стоит окунуть поврежденную часть тела в анестетик) 3) быстрое научение избегать поведения, которое может привести к болезненным ощущениям 4) готовность преодолевать боль, если это ведет к каким-то выгодам.

По этим признакам видно, что даже определить со всей точностью, больно кому-то или нет, очень трудно. Все эксперименты могут содержать в себе методический порок, а что-то опирается на глубокое убеждение: вон, Декарт верил, что только человек обладает сознанием, и ему нетрудно было живьем кроликов резать. Поэтому эксперименты, направленные на изучения “эмоционально-подобных состояний” и “настроений” кажутся мне несколько неоднозначными. Ну вот есть идея эмоцио-подобных состояний и настроений у животных. Если подвергнуть насекомое стрессу, то оно начнет “трактовать” неоднозначные стимулы так, как если бы они были негативными. А шмеля внезапная награда (слово “награда” – на совести автора. Наверное, в мире шмеля нет наград, но есть капля нектара, ради которой не надо было особенно трудиться) переводит в “оптимистичное” состояние, и он готов реагировать на неоднозначные стимулы как на положительные. Где-то здесь начинается область легкого булшита.

Интересней другое ответвление логики автора: что феномен самосознания не очень связан с изощренностью организма и совершенством его сенсоров. Человек создает достаточно изощренные сенсорные системы, но мы же понимаем, что даже в телескопе Хаббл самосознания не заводится. А вот – по мысли автора – у практически слепого дурацкого слизня оно может быть. Не в смысле какой-то глубокой эмоциональной жизни, нет, просто “быть слизнем” как-то ощущается, слизень есть сам для себя. В общем, автор подводит к малоприятной мысли, что самосознание – крайне распространенный феномен, и в той или иной форме есть у многих существ. Это тяжелая для меня мысль, я бы предпочла мир Декарта.

Наметила еще две книги на эту тему: I Am a Strange Loop и работу, из которой растут уши у многих книг о “сложной проблеме сознания”, Phi: A Voyage from the Brain to the Soul.