Окончательно стало ясно, что безжалостные выси сознания, где безумие и снег, как большая математика – дело молодых. С годами косточки начинают просить тепла, иногда кому-то удаётся стать добрее, это очень заметно по авторам, которые пишут по-настоящему много и долго. Было же раньше про никакую пустоту, которая мыслит ничто, и нам кажется, а теперь, опа, нежный, оптимистичный триптих.

Во-первых, найден скоростной путь из колеса Сансары в вечный свет, просто неправдоподобно легкий, на его фоне мелкое жульничество пацанов из «Тайных видов на гору Фудзи» выглядит особенно нелепым. Это хорошая новость. То, что чит-код поставляет карфагенский баран-баал, конечно, удивительно, но автору виднее. Вторая хорошая новость, повторенная во всех трёх повестях сборника, состоит в том, что предварительно жертве обязательно все объяснят. Это тоже удивительно и обнадеживающе. Жертвы (не в смысле victim, а в смысле sacrifice) здесь все, вне зависимости от длины яхты и высоты полки, даже лягушки, даже древние божества, и, тем более, все, кто между. Всем хочется получить объяснения, что это было.

Вот для этого нам и нужна литература, для объяснения перед тем как. А что иногда литература здорово повторяет себя же, так это нормально.

Манарага, Владимир Сорокин

Сорокин – не то что бы мой вариант comfort reading (к этой категории у меня относится давняя европейская история, полусказочные цезари и плантагенеты), но очень уютный писатель. Я упоминала об этом странноватом эффекте, который хорошо описывает Быков – и Кинг для российского читателя именно что милый, примиряющий автор. И Пелевин. В сюжете будет, конечно, конечно, что-нибудь вроде зооморфа, поедающего собственную грудину, поджаренную на собственном подражании Ницше (еще неизвестно, что из этого хуже), но нужно различать описываемое мироустройство и сюжет. У некоторых авторов ничего жуткого не происходит, а как почитаешь, так и все, потому что за обыденностью стоит безнадежное откровение о сути бытия.

У Сорокина же главное послание – это победа жизни над всем. Мне кажется, что его главное свойство как писателя состоит в удивительной витальности, избыточности жизни во всех текстах. Я это очень ценю, потому что малохольного всегда много, а энергии – мало. Стремление к жизни, жажда жить, к сожалению, тоже в дефиците, все больше тощих плодов, до времени созрелых – чего там далеко ходить, в конце прошлого года мы же все читали восемьсот страниц, на которых один парень, питающий глубокое отвращение к жизни в ее базовых проявлениях, все пытался помереть, толпа неплохих людей пыталась не дать ему это сделать, и все более-менее сносное там происходит в стерильном Нью-Йорке, а все ужасное – в кишащей и шевелящейся провинции. Я думаю, что любовь к жизни – это важнейшее, труднейшее и одно из самых привлекательных качеств, которое может быть у человека.

В “Манараге”, “Теллурии” и остальных сорокинских книжках все шевелится постоянно, жрет, сношается, бегает – не от желания автора что-нибудь скандальное написать, а потому что он так чувствует и показывает биение жизни. Есть, пожирать – вообще же главный эволюционный режим активной протоплазмы, поэтому еде во всех видах у него сообое внимание уделяется. По-моему, есть здесь что-то от Гоголя, который тоже ощущал себя в крайне населенном и телесном мире. Не удивлюсь, если Гоголь в свое время читался, ровно как Сорокин сейчас, у него же неимоверно новаторские тексты. Вот и в “Манараге” не зря столько насекомых мелких: умные блохи попискивают, клопик и вошь дружат, все жрут. Чего там, все хорошее нужно в каком-то смысле съесть, сделать частью себя, иначе как с ним.

Да, и монолог великана Толстого из вставки-стилизации страшно, неимоверно похожа на обращение Пия XIII из “Молодого папы”. Надеюсь, это запланированный комический эффект.

Еще смешно получилось с контекстом чтения. Я купила аудоверсию на Литресе, а там оказались перепутаны файлы и главы: с первого по четвертый файлы, на самом деле, самый конец романа, а начало – в пятом и далее идет по порядку. Слушать книжку о мире, где бумажные книги стали объектом конечного потребления, в ошибочной цифровой версии – может, так даже правильней. Тем более, что разницы между тем, чтобы слушать последнюю четверть и весь роман, и нет. Он, как голограмма, в каждом кусочке – вся информация, чем больше кусочков, тем выше разрешение, но не то что бы что-то принципиально новое появляется. Можно и главку любую послушать, тоже будет вполне ок. Чтец, кстати, хороший.

Зулейха открывает глаза

Выдающийся сторителлинг. Тема, интонация и исключительно яркая визуальность выносят довольно простую повесть в топ русскоязычных текстов ближайшей пары лет. Если по существу, то лучшая часть – это то, что до момента, когда Игнатов стоит на утесе и собирается стреляться, а потом видит катер. Дальше все здорово проседает, если брать чисто литературную мерку, но иногда нечего со своими мерками приставать. Очень жаль, что у нас сейчас мало таких витальных книжек.

Ну и самое острое впечатление от чтения, конечно, это кристально ясное понимание, что прямо завтра ты, читатель, можешь отправиться на север в теплушке как враждебный элемент. Или, тоже с ненулевой вероятностью, сопровождать теплушку, трястись от ужаса, что отправят к этим, запихивать людей в гнилые баржи. Может, дистантно, технологии же.

Не знаю, может “Зулейха открывает глаза” – крупинка на весах в пользу того, чтобы этого у нас снова не произошло.