Глубоко печальная в своей сути книга, которая вроде бы посвящена мировой экономике подержанных вещей, а, на самом деле, рассказывает о краткости человеческой жизни.
Бабушка и дедушка автора (эмигранты из России) всю жизнь занимались сначала ремеслом старьевщиков, потому утилизацией вторичного сырья, сам Минтер изрядную часть своей журналистской и писательской карьеры посвятил темам работы с отходами, поэтому он легко строит длинный текст, наполненный живыми репортажами из разных точек – от страшной мусорки в Африке до красивого магазина Гудвила или особняка, откуда вывозят вещи умершего владельца. В книге много историй малого бизнеса, строящегося вокруг секондхэнда, и она кажется довольно пестрой, но, в общем, там есть своя магистральная мысль.
Экономика секондхэнда – это именно мировая экономика перетока подержанных вещей из богатых стран в бедные. Разница потенциалов между США и Ганой такова, что имеет смысл собирать по Америке старые ноутбуки, автомобили и телевизоры, которые можно привести в порядок и продать. Организатор этого потока получит неплохой барыш. Тонны одежды тоже плывут через океан: из США – в Африку и Индию, из Японии – в Малайзию, Филиппины, Индию.
При этом, старшее поколение в США (и Японии) успело накопить полные дома чудесных, никак не испорченных и никому не нужных вещей. Подвалы и подвалы заставлены тяжелой дубовой мебелью с резьбой, фарфоровыми сервизами, огромными столами для семейных обедов, “адвокатскими” кожаными диванами, коллекциями чего угодно. Мне как советскому ребенку кажется невероятным, что парные напольные светильники в стиле ардеко могут быть кому-то не нужны настолько, чтобы люди говорили: ну просто увезите и пристройте хоть как-то. Миллениалы живут в съемном жилье, миллениалы побогаче покупают или арендуют модные апартаменты с панорамными окнами от пола до потолка, куда старомодная эта вся мебель никак не становится – а если кто и захочет себе такое, то может взять у собственных родителей или их соседей.
Автор пишет, что поговорка “то, что для одного человека мусор, для другого – сокровище” если и верна, то только в отдельных случаях. Он сам, пока работал над книгой, держал себя за руки, чтобы не накупить разного очаровательного винтажа. Но работа же над книгой, все эти выезды в дома, из которых нужно все убрать, показала ему, что все предметы имеют ценность только для их хозяев. Как бы любовно мы не выбирали свои вещи, сколько бы не тратили на них денег – ровно в момент расставания с хозяином они превращаются в пустые оболочки. Иногда их удается продать за небольшие деньги, но, несколько раз повторяет нам автор, последнее пристанище любого изделия рук человеческих – это свалка.
Даже сентиментальная ценность вещей растворяется туманом через поколение. Автор видел кипы и стопки чьих-то безымянных уже семейных фотографий в развалах секондхэндов, а специалисты по сортировке сразу отправляют их в мусор, никто не купит чужие фотографии, если они не отличаются ничем особенным. Вот же потеря! Кабы я была царица, то запустила бы небольшой фонд для выкупа этих фотографий, оцифровки и созданию сквозного архива. Наивные семейные хроники кажутся мне совершенно бесценными для истории – это правда о том, как люди отдыхали, отмечали дни рождения и что у них было в домах. Но это в сторону – а так все реликвии массово идут на уничтожение. И детские альбомы с отпечатками ножек, и свадебные платья, и все-все-все такое теплое и дорогое, пока есть кто-то, кто помнит. Автор увидел в одном магазине Гудвил фарфоровую кошечку – ровно такую же, как была у его бабушки, нежно погладил и вернул в коробку. Потому что нет никакого смысла.
Эта часть книги – о переживании страшной конечности человеческой жизни, которую мы все время пытаемся расширить за счет разных владений и дел – может ввести читателя в некоторую печаль, но я считаю ее полезной. Здорово же ничего не покупать впрок, случайно и просто так. Незазорно покупать и продавать подержанные вещи. Ну и главное: поменьше их обслуживать во всех смыслах.
Вторая магистральная тема книги касается падающего качества всего, что делается для массового рынка. Буквально за десять лет радикально ухудшилась вся одежда из масс-маркета – изрядная ее часть не годится даже на ветошь для технических целей, бытовая техника разваливается на куски, все становится почти одноразовым. Продавцы секондхэнда это чувствуют со всей отчетливостью, анализируя свои потоки данных: например, главная проблема рынка восстановленной электроники – это отсутствие деталей. В лавочке-мастерской, где мексиканский специалист чинит телевизоры, стоят ряды старых аппаратов, из которых можно вытащить нужные запчасти. А новые модели почти и не чинятся.
Вообще, идея починки чего-либо обладает куда бОльшим значением, чем может показаться. Создание подлежащих починке вещей требует большой технической культуры: нужны доступные инструкции, детали, сервис-центры. Сама вещь должна быть сделана лучше, чем необслуживаемая штука, которую легче заменить, чем исправить. Вещь-которую-можно починить потребитель выбирает на бОльший срок, готов заплатить больше и потом заботиться с некоторым тщанием. Пока последний большой рынок товаров, которые много обслуживают, берегут и перепродают – это автомобили. Но и он сдает позиции. Есть чудесный роман “Шестнадцать деревьев Соммы”, там про эхо двух мировых войн, но очень хорошо, прям советую, если хочется обстоятельную, добротную и совсем новую историю. Так вот, в этом романе, действие которого разворачивается в шестидесятые годы, меня больше всего потряс один эпизод: молодой человек после долгих расследований тайн своей семьи находит гараж с автомобилем своего дядьки, автомобиль простоял в гараже шестнадцать лет (хорошо обихоженный для долгого хранения), герой просто садится, заводит и едет, думая только, что надо бы заменить резиновые всякие детальки. А одному нашему дальнему знакомому дети на юбилей подарили советскую “Волгу” в заводской смазке – тоже без проблем едет. Что-то мне подсказывает, что ни один современный автомобиль не тронется с места после нескольких лет стояния в гараже, даже если аккумулятор ему сразу свежий поставить.
Вся книга написана, скорее, наблюдательно-описательно, особого пафоса у автора нет. Есть несколько идей, которые могли бы чуть-чуть сдвинуть баланс массового производства в сторону более долговечных и обслуживаемых вещей, которые могут переходить из рук в руки. Маркировать на упаковке предположительный срок службы товара и сведения о возможностях его починки и обслуживания. Не блокировать работу сторонних сервисов и мастерских, как это делает, например Apple, всерьез затрудняя жизнь своих клиентов, которые живут в местах без авторизованных точек компании. Способствовать распространению инструкций по починке.
Работа написана на американско-японском материале. Мне кажется, в России есть своя специфика: намного меньше благотворительных магазинов, куда люди уже привыкли или привозить машину вещей, или заходить за материалами для хобби, в котором еще не уверены, или за посудой на дачу. Зато сектор ресейла процветает. Как мне кажется, у нас есть крутая новая институция – это чаты-барахолки огромных ЖК, где или продают, или обменивают, или так отдают самые разные вещи. Это не Авито, где можно найти вещь под конкретный запрос, но зато и нет мучительной процедуры встречи с продавцом. Плюс соседская карма действует. Поэтому в чатах ЖК постоянно циркулируют детские вещи, штуки типа “унитаз от застройщика” или “шарики к дню рождения, несдутые, свежие” отдают бесплатно. Иногда в чате заводится лот-бумеранг, которую никто совсем не хочет покупать, а владелец жаждет сбыть с рук: огромная детская кровать в форме гоночной машины, норковая шуба до пят или кожаная сумка “очень представительная и поместительная”. Пост с этой непродавайкой появляется каждые несколько дней по много недель и служит структурной репликой в пьесе чата: “Кстати, как дела у лысой певицы?”.