Tag Archives: мемуары

Джен Эйр при дворе Александра II

При дворе двух императоров (воспоминания и фрагменты дневников фрейлины двора Николая I и Александра II)

Эскапистское чтение, мешок которого неспособен утаить шило – дочь поэта Тютчева служит при дворе фрейлиной цесаревны Марии Федоровны и разнообразно всех осуждает за дурные манеры, а за кадром идет крымская война.

Мемуары переводные, сама Тютчева писала их по французски, перевод удачный. Ее взяли ко двору, в том числе, за немецкое воспитание (до 18 лет Тютчева жила в Германии), хорошее образование и порядочность – надо было разбавить хорошеньких фрейлин, с которыми все время происходили разные истории, после которых фрейлин приходилось отправлять за границу. Потом уже императрица Мария Федоровна (видимо, утомившееся тяжеловесной добродетелью) поручает Тютчевой воспитание двоих своих детей, что делает ее совершеннейшей Джен Эйр – некрасивой резкой гувернанткой, которая из-за занавески смотрит на светский угар.

Там много разнообразных анекдотов – как император после христосования с подданными идет отмывать черное от поцелуев лицо, а императрица – черную от поцелуев руку, как на балу у французского посланника с люстр на людей лился расплавленный воск от свечей и прочие историйки. Тютчева правда ужасно вредная и ироничная, сыпет заметками типа “нет ничего безобразней и печальней женщины в бальном платье при свете дня. Это истина, вышедшая со дна колодца” – а ведь это многое объясняет. Понятно, что романная красота героинь с мраморными плечами – еще результат свечного освещения. Как до того, как Тютчева начала заведовать детскими, на наряды маленькой великой княжны потратили 2405 рублей за несколько месяцев, а после – 909 рублей за тот же срок, а расходы на извозчиков упали с 45 рублей в месяц до 3-4 рублей. Вот ее, верно, не любили! Или как на каждой церемонии император и императрица плыли в волшебном очарованном пузыре, а вокруг толпа из придворных и приглашенных была такая, что саму Тютчеву однажды помяли до невозможности нормально дышать неделю, а с Долгоруковой сорвали платье.

Двор под взглядом Тютчевой живет придурковатой и многодельной жизнью, наполненной крайне возвышенными сложными церемониями, спиритическими сеансами, бесконечным чаепитием. Это как “Даунтонское аббатство” на стероидах, такая же смена красивых сцен, только помноженная на абсолютную власть и богатство. И основная эмоция воспоминаний сложная и важная – Анна Тютчева в силу своего воспитания безусловно считает царственную чету и их многочисленных родственников полубогами, осиянных особой небесной благодатью. Но еще она удивительно рациональный человек, в добавок, отделенный от двора заграничным воспитанием и отсутствием больших светских амбиций, поэтому абсолютно человеческую слабость, а местами, так и мелкость императорской семьи не видеть не может. Непрерывная умственная попытка обустроить это двоемыслие, примирить виртуальную реальность с обожанием Марии Федоровны и просто реальность, описанная в дневниках и воспоминаниях, делает текст совершенно прекрасным.

И отдельно – поражает, как же у нас мало классной исторической беллетристики. Сюжеты бешеные: например, Мария Николаевна, дочь императора Николая венчается тайным браком за графа Строганова, но все, включая цесаревича и цесаревну, трясутся, что император об этом узнает, потому что после этого он бы неминуема отправил графа на Кавказ воевать и, желательно, погибнуть как можно скорее, а дочку натурально определил бы в монастырь. Они там, всей большой дисфункциональной семьей, из этой малоприятной ситуации годами выкручиваются. Бесконечное количество сюжетов для прекрасных романов есть, и все же описаны!

Быть Наташей Ростовой

Т.А. Кузьминская “Моя жизнь дома и в Ясной поляне”

У расширенного семейства Толстых не было фэйсбука, но они разработали вполне эффективную замещающую конструкцию из писем, дневников и воспоминаний, которые писали непрерывно, показывали друг другу, давали переписывать и обильно комментировали. Татьяна Кузьминская – сестра Софьи Толстой находилась практически в эпицентре ранней семейной жизни пары, потому что была близка с сестрой, Лев Толстой ее любил полуотеческой любовью и вдохновлялся ею для выведения Наташи Ростова, а в родного брата Льва – Сергея Толстого она сама была сложно и взаимно влюблена.

Отличнейшие воспоминания, которые интересны сразу с нескольких сторон. Во-первых, да, собрание анекдотов о жизни Толстых и об эпохе. Там много очевидной дичи – как, например, на свои детские именины Татьяна ждала подарок от крестной, которая обычно хорошие подарки дарила, и гадала, что это будет: кукла, а то и живой пуделек? Вместо живого пуделька добрая богомольная крестная втолкнула ей в комнату деревенскую девочку и сказала, что вот подарок, будет Татьяне прислуживать сейчас, а потом – в ее собственном доме, когда та выйдет замуж. Ну и все подробности о том, как они организовывали свой непростой быт, одновременно и избыточный, и скудный, как дамы из Ясной поляны выезжали на бал в Тулу (страшно далеко, кстати), как доктор Берс жил с семьей непосредственно в Кремле и обменивался с императором трогательными подарками – табакерками и щенками охотничьих собак.

Во-вторых, что согласуется с основной задачей мемуаров, здесь много, много историй из жизни “живой Наташи Ростовой”, и видно, что Толстой использовал в своем тексте еще больше реальных эпизодов, чем я думала. Он взял не только образ живой и черноглазой девушки-ребенка, которая любит петь, любит русскую охоту, пляшет русскую и так далее. Взято всего еще больше, хотя что-то сама Татьяна могла и подкорректировать в тексте, потому что она явно очень внимательно относилась к тому, чтобы свое место музы Толстого и прототипа одной из самых знаменитых романных героинь навсегда оставить за собой.

Я люблю “Войну и мир”, давно не перечитывала, но вообще прочитала роман столько раз, что помню детально. Толстой собрал изрядную часть истории Наташи из биографии своей своячницы. Важнейший эпизод увлечения Наташи тупым и красивым Анатолем повторяет увлечение Татьяной петербуржского красавца Анатоля (хотя вовсе не князя, а просто человека из приличного общества), который, вот наглец, смотрел ей прямо в глаза и говорил комплименты, пришел в театральную ложу, смотрела прямо в декольте и говорил комплименты, волочился, ухаживал, напросился в гости в Ясную поляну и там едва не сорвал поцелуй в перелеске, когда оба они отбились от группы охотников. После этого прекрасного Анатоля выставили из дома – сам Толстой жестяным голосом сказал ему, что коляска подана и лучше бы гостю уехать. Бежать и венчаться Анатоль из жизни не предлагал, но необъявленную помолвку Татьяны с кузеном – положительным правоведом Александром Кузьминским рассказы самой невесты об этом волнующем случае оборвали. Честно говоря, выводить порочного Анатоля в романе вот прям под реальным именем кажется мне не совсем красивым поступком, но у романиста есть и такая власть над людьми. Взять и на несколько сотен лет припечатать как придурковатого гада, хотя и красивого.

Татьяна, как и Наташа, по-дурацки совершенно травилась от позора неудачного и, в ее представлении, стыдного финала отношений. Правда, не из-за Анатоля, а из-за родного брата Толстого, который за ней года два ухаживал, сделал предложение, но упустил из вида, что сам был уже пятнадцать лет в невенчанном браке, в котором родилось четверо детей, и расставание с той семьей было бы связано с тяжелыми переживаниями и потенциальным скандалом. Женитьба эта была бы сложна со всех сторон – и наличие у жениха первой семьи, и то, что двум родным братьям никак нельзя было жениться на двух родных сестрах, их бы никто не обвенчал открыто. Отец Татьяны, хотя и благословил брак, но откровенно писал, что присутствовать на свадьбе не сможет, потому что это будет стоить ему больших неприятностей, и одобрение венчания Синодом будет возможно только по специальному прошению после появления ребенка – а до этого брак будет не совсем законным, и венчаться придется в глухой деревне в курском имении Толстого. После долгих драм Татьяна разрывает помолвку с нерешительным Сергеем Толстым. Эту историю Толстой разделил между двумя романами – попытку Татьяны отравиться квасцами от стыда двусмысленной ситуации он отдает Наташе Ростовой, а образ старшего брата, женатого без венчания на цыганке, выписывает для Константина Левина в “Анне Карениной”. Там он этого брата еще замаривает чахоткой для полного очищения души. После разрыва с Сергеем Толстым, Татьяна тихо чахнет – как Кити Щербацкая после того, как блестящий Вронский забывает об ухаживании за ней, которому пора бы уже завершиться предложением, из-за прекрасной Анны.

Прелестная сцена объяснения Пьера Безухова с Наташей, когда тот говорит, что да если бы он был не он, а кто-то лучше, моложе, чем он, и, в добавок, свободный, то почел бы за великое счастье и честь жениться на ней, взята из объяснения с Татьяной друга семьи Дмитрия Дьякова, который в тот момент был женат, но сказал, постоянно гостившей в их доме Татьяне, ровно тоже самое. Как мы помним, после этого жена Безухова Элен удачно умирает от инфлюэнции. Вскоре жена Дьякова, Долли (о да, кроткая мать семейства Долли тоже нашла свой приют в “Анне Карениной) скончалась, и Татьяна вместе с Дячковым и его детьми отправилась в Париж. Что-то было у нее непроработанное по отношению к женатым мужчинам. Но, как не намекала ей вся семья, что богатый и взрослый Дьяков будет отличным мужем, она выходит замуж за первого своего жениха Александра Кузьминского. Видимо, по обычаю Толстых, она перед свадьбой дает будущему мужу прочитать свой дневник – который его не слишком радует. А по дороге в церковь Татьяна встретилась с объектом своей несчастной любви – как Кити Щербацкая случайно видится с Константином Левиным по дороге в деревенское имение.

Александр Кузьминский всю эту историю с Наташей Ростовой терпеть не мог, и к Льву Толстому относился холодно, считая его влияние на свою семейную жизнь весьма избыточным.

И тут возникает потрясающе интересный эффект. Воспоминания Татьяны Кузьминской полны расширенных и размноженных описаний событий, часть из которых составляют самые волшебные главы “Войны и мира”. Вся чистая, юная часть книги, когда дом Ростовых полон прелестных девушек и веселых молодых людей – это жизнь дома Берсов, и у Кузьминской такого еще больше: про игры, праздники, целование куклы Мими, воздушные наряды и пение под рояль. Охота в осеннем лесу, объяснения в саду, бал, живые картины, катания на тройке в лунную ночь зимой – всего там еще больше, чем у Толстого, но хорошо и волшебно выходит только у него, не у Кузьминской, у нее это просто миленько. Какой же он был бесконечно великий. Бесстыже втаскивал в свои романы куски чужих жизней, легко клал чужие жизни себе под ноги, а оставил нам такой невероятный подарок.

Книги по теме:

Лаконичная и элегантная новая биография Толстого от Зорина – сам по себе великолепный текст, объясняющий, почему Толстой важен прямо сейчас.

Биографии трех дочерей Толстого в одной книге – чуточку сентиментально, но фактология волшебная, плюс – что редкость – можно узнать, а что было после того, как главные события – в смысле, жизнь Толстого, завершились. А там дочь Саша скачет на коне на помощь раненным в боях первой мировой (и держит в кармане цианистый калий, чтобы не даться живой враждебным курдам), Татьяна припеваюче живет в Риме – и все это весьма увлекательно.

“Бегство из рая” Басинского, практически канон.

“Святой против Льва” – про битву железных старцев. Как практически признанный святым при жизни Иоанн Кронштадский молился, чтобы сатану Толстого скорее забрали черти, а Толстой, кажется, был не в курсе, чертей так и не встретил.

“Любовь и бунт” – все с большим размахом ссорятся, бегают топиться в пруд, уходят в ночь с котомкой и все-все описывают в дневниках.

“Лев против Льва” – лучшая часть книги не про детско-родительские отношения, а как Толстые нафандрайзили почти два миллиона рублей (изрядное наследство Толстого, которое он раздал детям и жене, составило примерно пол миллиона целиком), делали бесплатные столовые и работали по-настоящему хорошо и самоотверженно.

И спасибо за рыбу

Why Fish Don’t Exist: A Story of Loss, Love, and the Hidden Order of Life

“Почему рыбы нет” – страшно нахваленная книга прошлого года, которую толком никто не может описать: это… это биография ученого-ихтиолога, о котором вы никогда не слышали – Дэвида Старра Джордана, но еще философское эссе о борьбе с энтропией и немного мемуары автора. Кроме обещанного в книге есть еще пара экскурсов в историю евгеники в США, душераздирающее интервью с жертвой принудительной стерилизации, анти-расистский памфлет, краткое описание важной проблемы развития ихтиологии и настоящий детектив!

Но лучше всего работу описывает мем про рыбу выгулять, который замечательно точно рисует портрет автора в процессе непростых жизненных исканий (в конце у нее все хорошо, и даже настолько, что она не удерживается, чтобы не вставить в аудиокнигу, которую сама же начитала, голосок маленького сына, пытающегося произнести новое для себя слово fish):

Кстати об энтропии – это одна из модных сейчас тем в нон-фикшине. Я в прошлом году прочитала две работы на эту тему: The End of Everything: (Astrophysically Speaking) и Until the End of Time: Mind, Matter, and Our Search for Meaning in an Evolving Universe – астрофизики подробно рассказывают, как второе начало термодинамики приведет к неизбежной победе хаоса и полному исчезновению всякой упорядоченности в мире, любой структуры. Как погаснут все звезды, испарятся черные дыры, распадутся элементарные частицы, энергия перейдет в тепловую форму и даже сам вакуум деградирует. Это будет нескоро, но я так приуныла, пока читала, что даже не написала отзывы.

Одна из логических линий книги “Почему рыбы нет”, как раз об этом – там автор выводит Джордана как борца с хаосом, выстраивателя системы. Брал он разных, беспорядочных рыб, давал имена и собирал в систематизированную коллекцию. Для самой Миллер это важная тема – можно ли в мире случайностей и хаоса как-то обрести порядок. Она описывает свой детский разговор с отцом: как задала вопрос о смысле жизни, а он ей рассказал о втором начале термодинамики, которое всех съест. Эта идея произвела на нее колоссальное впечатление. Тут я немного смутилась, потому что уж пару лет назад успела поведать сыну о неизбежности тепловой смерти Вселенной, погасших звездах, испарившихся черных дырах. Недавно он, правда, сказал мне – посреди прогулки по высоким сугробам – что все хорошо обдумал и понял, что, раз Вселенная бесконечна, то она не может считаться замкнутой системой, и второе начало неприменимо. Но мне кажется, что это было его способом позаботиться о моем душевном спокойствии.

У Джордана в жизни был эпизод, когда землятресение вытряхнуло с полок все сотни и сотни образцов его коллекции в лаборатории Стэнфорда, и заспиртованные рыбы перепутались на полу. Тогда он 1) заставил помощников поливать их холодной водой из шлангов, пока не добыл нового спирта 2) начал подбирать то, с чем мог разобраться, и пришивать таблички с названиями прямо к рыбам. Эти действия кажутся автору символом несгибаемого научного духа и попыткой победить подступающую волну хаоса. Сначала она узнала именно об этом эпизоде из биографии основательно подзабытого уже ихтиолога и начала исследовать его жизнь поподробей.

И тут случился прям поворотище! Во-первых, Джордан с непринужденностью, свойственной прекрасной эпохе, упрощал сбор коллекции рыб, подсыпая в прибой стрихнина. Очень хвалил в своей книге такой метод. И, в добавок, когда миссис Стэнфорд (мать-основательница знаменитого университета) набрала на него достаточно компромата, чтобы сместить с поста Президента-основателя Университета, она сама умерла при загадочных обстоятельствах. Сначала она выпила на ночь подозрительно горькой воды, но успела принять меры по спасению и не пострадала. Чтобы восстановиться от потрясения, миссис Стэнфорд отправилась на Гавайи, где вечером снова выпила стакан воды с содой, после чего умерла в судорогах, успев прошептать “Все-таки меня отравили”. Следы стрихнина обнаружили. Джордан объявил, что едет за телом, на островах заплатил за собственную экспертизу обстоятельств смерти, оплаченный им врач, который не видел ни тела, ни стакана с водой, опросил компаньонку и все объяснил: миссис Стэнфорд скончалась из-за слишком плотной трапезы на пикнике и потому что долго сидела, облокотившись на руку. Джордана ни в чем не обвинили, какое-то время он еще поработал в Стэнфорде канцлером. Его именем назвали множество разных топонимов, премий, и, конечно же, рыб.

Кроме того, что Джордан – предположительно – успел побыть персонажем романа Агаты Кристи, он отличился еще бурной поддержкой евгеники, и даже убедил какую-то богатую вдову дать пол миллиона долларов на создание исследовательского центра по этой теме (500 000 долларов сто лет назад были намного полновесней, чем сейчас). Американская евгеника – позорная страница истории. Вообще, тему с евгеникой начал двоюродный брат Дарвина, который так впечатлился идеей развития видов, что решил применить ее к человеку. Он написал свою книгу, которую бурно подхватили в Америке. Учитель и наставник Джордана, выписавший ему путевку в научный мир, был большим последователем идей улучшения человеческого рода и, в частности, считал, что “ленивые и недостойные” животные могут деградировать, становясь еще более ничтожными. И человек тоже не избавлен от этого риска. Сам Джордан много вложил в идеи евгеники и успел выступить с яркими заявлениями о биологическом неравенстве рас, необходимости стерилизации всех негодных людей, спасению человечества и так далее. Медицинская этика – относительно недавнее достижение человечества, поэтому волна евгенических увлечений породила отвратительную практику насильственных стерилизаций во многих штатах и, косвенно, принудительные лоботомии, которые делались десятками тысяч.

Вокруг этой биографической линии автор выкруживает рассуждения о том, что стремление защититься от хаоса жизни, водворять порядок и есть корень той же евгеники. Джордан представлял себе дерево жизни как иерархию, где одни виды лучше и совершенней других. И что хаоса лучше не бояться, потому что это жизнь, а порядок – не совсем.

И в самом конце случается совсем уж неожиданный твист: по некоторым версиям современных систематиков такой группы животных как “рыбы” вообще не существует, потому что объединять всех челюстноротых позвоночных, живущих в воде, имеющих жаберное дыхание, в одну категорию – неправильно, и многие “рыбы” имеют крайне мало общего друг с другом. Вот тебе, Дэвид Старр Джордан, великий систематик-ихтиолог, рыбы нет.

The Ride of a Lifetime: Lessons Learned from 15 Years as CEO of the Walt Disney Company

Воспоминания CEO Диснея Роберта Айгера порекомендовал в списке летнего чтения Билл Гейтс, и, в общем, не обманул. Казалось бы, что интересного может написать действующий руководитель корпорации – он же не выдаст ничего, что может плохо повлиять на котировки акций или на продолжение карьеры. Книжка и правда довольно безопасная, по отношению ко всем спорным вопросам примирительная, но интересная.

Я никогда отдельно не думала про Дисней – это бренд-константа, который просто существует. Какой-то вариант родительской фигуры в мире поп-культуры. А вот же, и у Диснея есть своя собственная жизнь, со своими трудностями. Это примерно как узнать, что родители – тоже люди.

О “войне за Дисней” – когда последний из рода Диснеев, племянник основателя Рой, который в компании играл достаточно декоративную роль, вместе с частью акционеров схлестнулся с легендарным CEO Майклом Айснером – тем самым человеком, при котором студия выпустила легендарные полнометражные мультфильмы – “Русалочку”, “Красавицу и чудовище”, “Алладина”, вытащив себя из упадка – написано много работ. Это изумительно интересно, потому что освещает удивительный вопрос: что такое корпорация, кто ей владеет и кто управляет? Вот создал когда-то Уолт Дисней преуспевающую студию и парк развлечений, ок, понятно, хороший бизнес. Потом начинается акционирование, компания превращается буквально в колхоз с наемным директором и работниками – пока по частям на эту конструкцию смотришь, кажется, что все понятно. Когда в целом – ничего не понятно.

Айгер о войне, как и обо всех других конфликтах, пишет крайне обтекаемо, тем более, что он получил свой пост, во-многом, в результате этого процесса. Но удивительная природа такой большой организации как корпорация Дисней все равно проявляется.

Еще из книги следует общий вывод, что управлять такой большой общностью, как Дисней можно, в основном, двумя способами – нанимать людей (или увольнять – то есть, нанимать со знаком минус) и покупать специализированные компании. Больше ничего ты не можешь сделать, слишком большое масштаб. Собственно действуют уже отдельные юниты.

Вся карьера Айгера в Диснее – это четыре больших покупки. Сначала он примирился от лица компании с Стивом Джобсом и провел сделку с Пиксаром. Потом с помощью Джобса и благого примера с Пиксаром, который не оказался переварен Диснеем до состояния корпоративных аминокислот, купил Марвел. Обольстил Джорджа Лукаса, обещая быть верным хранителем его наследия – Лукас Фильм. Правда, к великому огорчению Джорджа Лукаса, его сценарные предложения по новой трилогии “Звездных войн” так и не были использованы. И совсем недавно – самая крупная покупка – 21st Сentury Fox. Еще Дисней чуть не купил Твиттер. Эта идея кажется мне особенно поразительной. Твиттер!

Потом все хорошее можно радостно осветить: “Мстители. Финал” – самый кассовый фильм на свете, “Черная пантера” и “Капитан Марвел” – два успешных фильма по дайверсити-повестке, “Звездные войны” вроде тоже задышали. Платформа Дисней+ запустилась. За все плохое тоже надо отвечать: аллигатор съел крошечного мальчика, один из топ-менеджеров оказался ээээээ… “обнимателем” и теперь это уже не безобидная фамильярность, другой топ оказался наркоманом.

Стоит ли эту мятную конфету о хорошем и правильном читать? Я люблю истории больших корпораций, потому что в мире победившего киберпанка мега-организации имеют значение, сходное с государствами, и дальше эта тенденция может усиливаться.

Десяток невозможностей до завтрака

Lady in Waiting: My Extraordinary Life in the Shadow of the Crown

Фрейлина. Моя невероятная жизнь в тени Королевы (в электронном виде) и в бумажном.

Мемуары дамы, которая несла шлейф Елизаветы II во время ее коронации и тридцать лет была фрейлиной принцессы Маргарет. В отзывах книжку продвигают как сборник анекдотов из жизни относительно современной аристократии, но это не совсем так. Энн Гленконнер рассказывает свою историю: как быть нормальным человеком в ненормальных во всех отношениях условиях, а что все персонажи этой истории с титулами, ну так сложилось. Семью и друзей не выбирают.

Главный повествовательный прием автора – игра на контрастах. Вот на ее первый бал в семейном поместье приезжает королевская чета, но на дебютантке светло-зеленое платье, сшитое из американского парашюта, потому что после второй мировой войны в Лондоне никто не мог достать другого шелка. Дочь эрла учится в закрытой школе, здание которой не отапливается, и это никого особенно не волнует , хотя спать в холодном подвале, когда на улице -21 градус почти невозможно. Перед коронацией Энн получает восхитительное платье, бриллиантовую брошь, участвует десятках репетиций во дворце – вместе с другими пятью девушками тренируется носить за будущей королевой шлейф – и спит буквально на полу в переполненной квартире своего дяди, потому что все отели Лондона забиты под завязку. Встречает королевский прием как фрейлина принцессы Маргарет, но, в тоже время, летает на остров, который купил ее муж, и живет там в достаточно первобытных условиях.

Там отдельная линия – отношения с мужем. Энн, с одной стороны, очень корректна и явно приводит только те эпизоды, которые в ее кругу и так всем были известны, и старается описывать Колина как необыкновенно яркого, креативного, необыкновенного человека. Подумаешь, покусал однажды водителя такси, не до крови же. Чтобы еще это как-то утрясти и не производить впечатления жертвы безумца, которого никак нельзя было запереть на чердаке, она рассказывает о смешных эксцентричных выходках других людей. Вот принцесса Маргарет, например, не любила кошек, которые забегали во двор Кенсингтонского дворца, и требовала от водителя давить их. Белочек она тоже не любила – увидела однажды в парке белку, и кинулась ее зонтиком бить, к оторопи женщины, собравшейся красиво покормить зверька орешками. Но что стоить помнить, так это великую истину: победителем всех схваток выходит тот, кто переживет остальных и напишет воспоминания. Энн Гленконнер – как раз тот случай.

По иронии судьбы, Энн могла выйти замуж за Джонни Спенсера, тот уже сделал ей предложение, но отец – эрл Джек Спенсер решил, что для его сына брать в жену девушку из семьи, отмеченной безумием, было бы нежелательно. Энн была связана через бабушку по материнской линии с двумя кузинами принцессы Маргарет, которые провели жизнь в лечебнице. Поэтому Джонни Спенсер женился на другой девушке, и их младшая дочь известна миру как Диана Спенсер, принцесса Уэльская. Интересно, что в своих воспоминаниях Энн упоминает принцессу Диану еще два раза: няня ее детей стала няней принцев Уильяма и Чарльза, и – не без обиды – пересказала историю, согласно которой Диана со своей действительно важной активностью по отношению к больным СПИДом несколько села на хвост принцессе Маргарет, которая раньше помогла создать специальную больницу и много посещала ее.

Вот и получилось, что Энн стала немного мистером Рочестером, в том смысле, что до свадьбы от нее скрыли, что у жениха уже было два нервных срыва, и потом он постоянно откалывал то забавные, то опасные номера. Вот был у него не то что бы особо любимый, но родной дядя Стефан, приехал тот в гости в шотландское имение и заметил, что как-то вид не очень без цветущей долины. На следующее утро от окна плескалось море бутонов – Колин заказал сотни бумажных цветочков и велел привертеть их к кустам. И он даже не был наследником этого дяди! А про дядю Стефана Энн долгое время думала, что он парализован, потому что тот не вставал никогда, потом узнала, что все с ним в порядке, он раз в год ходит посмотреть на июньские розы, но вот, предпочитает лежать в кровати. А еще Колин мог рыдать и кататься по полу в самолете, потому что его посадили не на то место. Это случилось, когда они летели, сопровождая принцессу Маргарет, самолет не мог взлететь, за Колином пришли офицеры службы безопасности аэропорта и силой поволокли из самолета, пока тот кричал: “Энн, Энн, спаси меня!”. Но принцесса невозмутимо сказала: “Не обращай на это никакого внимания, Энн”, самолет улетел, Колин добрался домой через три дня, и никто больше не упоминал об этом эпизоде (пока вдова не написала мемуары, конечно же). А когда он показывал покупателям земли на его острове пляж, то спокойно заходил в воду – прямо в белом хлопковом костюме и изображал, что берег хорош для купания, приседая все ниже и ниже под водой, хотя там до глубины было брести, как на Азовском море.

Но этот же вздорный человек превратил захудалый карибский остров в фешенебельный курорт для знаменитостей. А потом продал там все и купил другую землю. И завел слона – выкупил лишнего из зоопарка. И устраивал вечеринки древнеримского размаха во всех отношениях. А напоследок сделал такой выход с цыганочкой, которого даже от него никто не ожидал.

Мне кажется, что название книги “Фрейлина. Моя жизнь в тени короны” чисто маркетинговое, потому что главная роль Энн не была придворной, хотя она и работала фрейлиной принцессы Маргарет тридцать лет. Это правда работа, довольно сложная – что-то вроде супер-супер-помощника во всех ситуациях. И руководить протоколом, и носить запасную пару туфель в сумке. Но это не главная часть истории.

В России она, кстати, тоже успела побывать. Уже после смерти мужа отправилась в Москву вместе со своей подругой, которая убедила ее взять с собой целую ногу пармской ветчины – “Еда в России ужасная, а так не пропадем”. Эта же подруга хотела нанять в России киллера, чтобы тот застрелил мужа ее дочери, которого она считала русским шпионом (не получилось), а на обратном пути напоила пол самолета своей микстуркой, купленной про запас в неимоверном количестве еще в те времена, когда в аптеке без рецепта продавали составы с морфием. Пассажиры уснули сном праведников, никого не тошнило.

Дочери короля Лео

Три дочери Льва Толстого

Что может быть интересного для неспециалиста в биографиях дочерей Л.Н. Толстого? При том, что ключевое событие – уход Толстого из Ясной Поляны – уже многократно описано со всех сторон, жизнь сестер Толстых, на самом деле, больше, чем участие в “бегстве из рая”. Младшая из них, Александра, родилась при царствовании Александра III, а умерла при Брежневе, и в эту жизнь поместилось много всего.

Книга делится на две разные по степени увлекательности части. То что до смерти Толстого показалось мне несколько рыхлым и вторичным (возможно, потому что я довольно много об этом всего прочитала). Там, конечно, есть разные сочные детали – то, как Лев Николаевич модифицировал присущее некоторым отцам желание пристрелить кандидата в женихи для своей принцессы в утонченные издевательства – поражает воображение. К сожалению, он всю свою мощь направлял не на женихов и мужей дочек, а то бы получилась занимательная версия “Знакомства с родителями”. Все дочерей прессовал, писал об их браках буквально “что-то уродливо неестественное, как из детей пирожки делать”.

Зато события с момента начала первой мировой войны и далее описаны зажигательно. Из сестер в живых остаются Татьяна и Александра, между которыми долгое-долгое время висит тяжким грузом роль каждой в уходе Толстого из Ясной поляны. Тут, конечно, интересно получилось: в советской традиции долгое время принято было Александру или вычеркивать из истории, или демонизировать, поскольку на склоне лет она возглавила в США Фонд Толстого, который энергично помогал эмигрантам из России/СССР и вел, как казалось властям, страшно антисоветскую деятельность. Поэтому ее – при том, что она не по-графски отказывалась от наследства, поддерживала Толстого в его анти-собственничестве, записали в плохие сестры, а Татьяну, которая была слегка более договороспособна для них – в хорошие. Хотя Татьяна тоже жила не в СССР, а в Италии, где ее дочь вышла замуж за состоятельного человека, и на родину возвращаться не собиралась. Но все лучше, чем гиперактивная Александра, действующая в компании с Гувером.

При том, что по дневникам и письмам Александра производит довольно сложное впечатление, биография у нее поразительная. В первую мировую она отправляется на войну сестрой милосердия. Здесь становится понятным, что уход за больными, которым занимались графские дочки в мирное время, был не игрушечным – Александра на войне работает всерьез, она вытаскивает раненых с поля боя, ухаживает за ранеными в полевых госпиталях, остается в осажденном Ване, где видит очень много по-настоящему ужасных вещей. Держит при себе цианистый калий на случай захвата курдами, попадает в опасные приключения. Потом она возглавляет транспортный санитарный отряд из 100 человек и госпиталь на 400 коек (второе не совсем понятно, как не-врач мог занимать эту должность, но ладно). Потом она была заключенной (два раза), уполномоченным комиссаром Ясной поляны, фермершей и главой Фонда Толстого в США.

Александра Толстая на войне

Удивительная история, которая показывает, как же все многообразно устроено. Внучка Толстого становится женой Есенина, пасынок Татьяны Толстой участвует в убийстве Распутина, при советской власти дочь Толстого ходит на аудиенцию к Калинину и Сталину, японцы строят практически храм Толстого. Никакой однородности из учебника истории. Всегда все сложно было.

Еще книги о семействе Толстых (помимо “Бегства из рая” Басинского, которым, в принципе, можно и ограничиться, если вы не фанат).

“Святой против Льва” – про битву железных старцев. Как практически признанный святым при жизни Иоанн Кронштадский молился, чтобы сатану Толстого скорее забрали черти, а Толстой, кажется, был не в курсе, чертей так и не встретил.

“Любовь и бунт” – все с большим размахом ссорятся, бегают топиться в пруд, уходят в ночь с котомкой и все-все описывают в дневниках.

“Лев против Льва” – лучшая часть книги не про детско-родительские отношения, а как Толстые нафандрайзили почти два миллиона рублей (изрядное наследство Толстого, которое он раздал детям и жене, составило примерно пол миллиона целиком), делали бесплатные столовые и работали по-настоящему хорошо и самоотверженно.

Дайте только срок, будет вам и белка, будет и свисток

Mindf*ck: Cambridge Analytica and the Plot to Break America

Когда после избрания Трампа вышло много публикаций о работе его мега-сммщиков, известных как Кембридж Аналитика, то в профессиональном сообществе реакция была примерно такая: “Ух ты ж, нам тоже такое надо – а не, не надо, здесь это не сработает”. Книжка одного из первых сотрудников этой компании, который ушел из нее довольно быстро, но успел почувствовать груз ответственности за творящееся в ней всякое нехорошее, вызывает похожий эффект: так, достаем записные книжечки – убираем записные книжечки.

Я раньше думала, что CA производят консалтерскую лапшу типа оргконсультирования или написания стратегий. Теперь допускаю, что они и правда делали что-то полезное для своих клиентов (но довольно вредное для окружающего мира). Автор описывает общую схему примерно так: в 2014 году, который сейчас уже половине мира кажется водоразделом между прекрасной эпохой и новой безжалостной реальностью, они выкачали полные фэйсбучные данные всех американских пользователей – не без помощи бывшего советского мальчика, который стал дата-сайетистом, не растеряв сметки. Это было нетрудно: они опубликовали на амазоновском сервисе микро-поручений (как наш YouDo) анкету, в которую нужно залогиниться через фэйсбук, за заполнение выдавали вознаграждение – 1$. У каждого участника высасывались все данные FB-аккаунта и все данные его друзей. Дополнительными источниками данных стали разные удобные браузерные плагины типа календарей и калькуляторов, которые тянули куки фэйсбучных сессий. Примерно за миллион долларов компания получила восьмидесяти семи миллионов аккаунтов, обогатила их другими данными и получила цифровые копии всех активных американцев.

И что с этим делать? На самом деле, не так много возможностей, как кажется, если говорить о выборах. У этих демонов, если что и получилось, а замерять доподлинно в условиях тайного голосования невозможно, так это слегка сдвинуть результат в нескольких важных регионах за счет радикально настроенных групп. Описаная технология состоит в следующем: выделяется кластер готовых к радикализации людей – тех, кто уже расист, гомофоб и считает, что мигранты отняли право на благополучную жизнь. Эту целевую аудиторию методами таргетированной рекламы загоняют в сообщества соответствующей тематики, где они смотрят на всякое отвратительное, подогревают друг друга комментариями и, благодаря алгоритмам фэйсбука, которые работают на максимизацию вовлечения пользователя и показывают ему больше того, на что он реагирует, оказываются в плотном пузыре своего радикализма. Внезапно вокруг вырастает мир, где почти все посты подтверждают их идею выкормленного проклятыми врагами зла. Когда группа достигала определенного размера, CA устраивала для них небольшое мероприятие, обычно в тесном кафе, чтобы толпа выглядела поплотнее. Там люди уже напрямую запитывались от атмосферы агрессии и паранойи, заодно чувствуя себя частью чего-то гигантского. Так можно получить какое-то количество избирателей, которые придут и проголосуют за Брекзит или Трампа или не придут на участки, что иногда еще важнее.

Авторы концепции, конечно, все украшают яркими деталями: трансформации концепции “себя” у целевой аудитории, внешнее изменение личных нарративов, доминирование в информационном окружении. Можно и проще все сформулировать: есть люди с пограничным поведением, которые уже готовы к радикализации, их надо немного замучать какими-нибудь страхами и попоказывать им примеров, что вот прям с ними несправедливо обошлись. Поскольку ощущение неуважения, несправедливости, снижения статуса – это абсолютно органическая штука из среднего мозга, получается довольно быстро.

Работает оно, если работает, только в демократиях, где проценты что-то решают. Референдум по Брекзиту дал результат с разницей в два с небольшим процентом между “уходить” и “оставаться”, Трамп выиграл вообще на непостижимой магии американского избирательного права. В этот момент отечественные специалисты, конечно, отваливаются, потому что два процента здесь никому не интересны.

Это все интересно, а развитие компании еще интересней. Дело было так (если верить автору): сомнительный парень из состоятельной британской семьи и муж норвежской богатой наследницы Александр Никс продавал политикам из стран не-первого мира разные услуги вроде проходок на закрытые мероприятия, полезных знакомств, возможности купить то и это и, что там говорить, встреч с красивыми молодыми женщинами в Лондоне. По утверждению автора, делал это он больше на потребу своей черной душе, чем из необходимости зарабатывать. Дальше были пиар-акции в странах Африки и Карибского бассейна – самой бесстыжей разновидности. Но так получилось, что Софи Шмидт (дочь Эрика Шмидта) познакомила Никса с кем-то из топов в Палантире, тут Никс понял, что булшит про данные и управление людьми через хитрые штуки вроде сегментации аудитории, целевых посланий и всего такого будут космически продаваться его клиентуре. Примерно в этом время к компании Никса SCL и присоединился автор, который успел поработать с диджиталом для канадских парламентариев.

Сначала они сделали кейс в Триндаде, где им выдали данные переписи населения и прямой доступ к логам провайдеров. Как-то они из этого выделяли группы людей, склонных к экстремизму и криминалу, и что-то стряпали для клиента. Автор тут раздает громкие характеристики в духе “цифровой колониализм” и “коррупция и моральные падения”, но как-то же ему надо оправдывать свое участие.

Переломной точкой стало знакомство Никса с человеком темного прошлого, Банноном, который всерьез задумывался о возможностях новой психологической войны с помощью глубокого влияния на людей через социальные сети. Он вывел Никса на миллиардера Молдбага, который крайне воодушевился идеей поиграть в компьютерную игру, где юнитами будут живые люди из интернета. Кембридж Аналитика получила 20 миллионов инвестиций – не ради их возврата, а ради создания инструмента влияния на американскую культуру. Но и клиенты тоже пошли: Трамп и Круз сделали заказы по 5 миллионов, миллион получили от Джона Болтона за исследования перспектив возбуждение милитаризма среди американской молодежи, был контракт по анти-явке афроамериканцев.

И русский след. В документах, которые автор сдал властям и журналистам после своего решения разоблачить CA, есть свидетельства, что были встречи с кем-то из топов Лукойла. Ключевой специалист по данным компании, Коган, несколько раз летал в Санкт-Петербург с докладами на темы в духе “Новые методы коммуникации как эффективные политические инструменты”. Что-то там было, что именно, до конца не ясно.

Сам автор проработал в CA всего год с ее основания. Он не подписывал договор найма, не получал особенных денег и все больше убеждался, что Никс и Баннон – настоящие монстры. И ушел еще до того, как компания начала работать на Брекзит и Трампа.

Когда Трамп стал Президентом США, Кристофер решил, что ответственность за это лежит и на нем. А когда Баннон получил пост в Национальном совете безопасности, ему стало совсем не по себе – вся мощь американской разведки в руках клинического психопата, который запросто может решить, что бывшего сотрудника нужно раздавить.

Тем не менее, Кристофер решает рассказать миру правду. Он действует примерно по алгоритму Сноудена – летит в относительно безопасную для него Британию, находит журналистов, которым готов доверять, встречается с ними (телефоны кладут в клетку Фарадея, чтобы Фэйсбук не подслушал), рассказал им историю. Очерк работы CA на выборах уже выходил, была резонансная статья в Guardian, но у Кристофера были документы, письма и новые разоблачения.

Через Хью Гранта они добрались до телевизионных топов, и там началась умопомрачительная спецоперация по добыче признания от Никса. Один из знакомых Кристофера согласился изображать отпрыска богатой шри-ланкийской семьи, который собирается вернуться домой и начать политическую карьеру, но некий министр уже заблокировал все семейные активы – сделка с CA предполагала 5% активов в обмен на их освобождение. Невероятно, что кто-то может поверить этому нигерийскому спаму, но они действительно вытащили Никса в ресторан на переговоры. Большая часть зала была выкуплена и забита подставными посетителями с камерами в сумках, несколько свободных столиков – чтобы фигурант имел выбор – обложили микрофонами и камерами. За обедом Никс вошел в свой обычный контрактационный режим и рассказал о лучших кейсах компании – с взятками, шантажом, подосланными проститутками и другими эффективными приемами.

В итоге, Кристофер выступил несколько раз перед чиновниками с ответами на вопросы, выложил всю информацию и стал еще одним разоблачителем. CA демонтировали, единственный, кто понес какую-то прямую ответственность – двадцатидвухлетний стажер, потому что так были составлены документы. Все ключевые участники событий продолжают свою деятельность. Новости о неправомерном использовании данных пользователей Фэйсбука, по утверждению автора, привела к небольшому росту акций – потому что стало ясно, что корпорация сильнее государств.

Мемуары самого знаменитого разоблачителя, бывшего работника АНБ США, нынешнего жителя Москвы Эдварда Сноудена.

Кубики Сноудена

Permanent Record by Edward Snowden
Русскоязычное издание: “Личное дело”

Пока читатель ждет самого главного – как именно Сноуден протащил свой архив из гавайских бункеров NSA в Гонконг, как он дошел до жизни такой, и что теперь делает в Москве – автор рассказывает о детстве, отрочестве, юности, снабжая повествование тяжеловесными метафорами. Раньше люди сами выставляли время на своих часах, а теперь это делают за них программы. А жизнь, она как игра в Супермарио – сзади постоянно подпирает невидимая стена, в прошлое никак не вернуться.

Возможно – это мое личное впечатление – автобиография задумана как шаг к помилованию, объяснительная служебка, вероятно, уже на имя следующего Президента США, потому что текущий к таким борцам за прозрачность точно относится без понимания. Сноуден рассказывает, какой он абсолютный американец, как он ведет род от настоящих отцов-пилигримов и прославленного адмирала, родители служили, и он всегда служил. А из армии ушел по состоянию здоровья.

Здесь можно только поразиться тому, как социальные лифты работает. Он же не закончил колледж – принял здравое решение, что нужно сертифицироваться как специалист Microsoft, потому что это и есть пропуск на хорошую работу с компьютерами, а не диплом бакалавра. Получил сертификат, получил допуск к работе с гостайной – и работу у господрядчика. Это отдельная боль: как только все взорвалось, АНБ поспешило назвать Сноудена “сотрудником подрядчика” и “бывшим сотрудником Dell”, чтобы дезавуировать все находки – хотя то, что информация о секретных ИС вытащил даже не госслужащий, а подрядчик, еще унизительней. Здесь пресс-служба, очевидно, выбирала между двумя неприятными альтернативами: или у них госслужащие могут быть предателями, или подрядчики имеют доступ к секретам Родины. На деле же, граница между подрядчиками и госслужащими там плавает, и тот же Сноуден успел побыть и тем, и другим. В любом случае, они все должны проходить проверку в госбезопаности на благонадежность. Благонадежней Сноудена надо было еще поискать.

И вот, казалось бы, самая жизнь началась: непыльная работа с хорошей оплатой – тем более, что к сверхпотреблению автор явно не склонен – девушка хорошая, социальные гарантии и полнейшая стабильность. Но однажды ему попадается засекреченная версия того самого отчета, из которого Сноуден понимает, что его контора по-настоящему, без преувеличения следит абсолютно за всеми, попирая американскую Конституцию и все нормы. Сидит однажды Сноуден за компьютером – и через адову сеть заглядывает в глаза индонезийскому мальчику, которого держит на коленях отец, попавший в число интересующих спецслужбы лиц. Как однажды сам Эдвард сидел на коленях у своего отца, когда тот играл в арканоид. Сноуден страдает, пытается задвинуть эту историю на поглубже, даже хватает от огорчения несколько приступов эпилепсии. Переезжает на Гаваи, чтобы работать в более спокойном режиме, но и там не может не думать, что служит чему-то не тому. На День Конституции (как раз 17 сентября) в госорганах США принято раздавать бесплатные экземпляры Конституции, традиция, явно заимствованная у проповедников, и Сноуден был единственным человеком, который Конституцию по-настоящему читал. Я однажды нашу тоже прочитала, это интересно.

К моменту, когда Сноуден начал собирать файлы, изобличающие АНБ, у них все компьютеры уже заменили на тонкие клиенты, но сисадмина так просто не остановишь. Он проносил в здание микро-карты, мучительно долго записывал на них файлы, карточки выносил в кубике Рубика. До этого специально постоянно ходил с кубиком Рубика, чтобы все привыкли. И потом, когда назначил встречу с Гривальдом (журналистом Гардиана) в лобби гонконгского отеля, так ему и сказал: найди парня с кубиком Рубика в руках.

Детально о том, как готовились публикации на основе архива Сноудена, хорошо пишет сам Глен Гринвальд в книжке «Негде спрятаться». Эдвард описывает о своём опыте: как он выбирал место для побега – просто методом исключения, ни одна страна, кроме Гонконга не подходила, как связывался с журналистами, и как десять дней сидел безвылазно в номере, ожидая встречи.

Потом, когда история взорвалась, был самый напряженный момент – оставалось только молиться, чтобы самолёт не задержали. Но и до Эквадора он, конечно, не долетел (что для самого Сноудена, я думаю, только к лучшему), уже на подлете к Шереметьево его паспорт перестал быть действительным.

Дальше он описывает какую-то фантастическую сцену, когда вежливый человек в штатском на неплохом английском предлагал ему Что Угодно – безопасность, деньги, интересные задачи – в обмен на сотрудничество. Сноуден даже дослушивать не стал, не согласился рассказать даже самый маленький какой-нибудь секретик и гордо вышел в зал ожидания. Вот эта часть вызывает у меня много вопросов, ну да ладно. В Шереметьево он просидел сорок дней, питаясь, преимущественно в Burger’s King, где с него не брали денег. Надеюсь, этот фактоид не навлечёт на бургерную беды. Написал запросы о предоставлении политического убежища в двадцать семь стран, никто не согласился. А через сорок дней Россия выдала документы, и с тех пор Сноуден живет в Москве, снимает где-то здесь двухкомнатную квартиру, женился на своей девушке. Ходит в оперу и в музеи, на улице старается не поднимать лицо к камерам. А люди больше в свои смартфоны смотрят, так что он довольно спокойно ездит по своим делам. Хороший город – Москва, здесь может жить кто угодно. Можно быть врагом США, самым знаменитым сисадмином на свете, беглецом и изгоем, нам все равно. В хорошем смысле.

Эта же ситуация, но глазами журналиста, которого Сноуден выбрал рассказчиком своей истории

Сорок четвёртая хозяйка Белого дома

Becoming by Michelle Obama

Хорошо, когда в истории страны уже почти пол сотни Президентов, потому что они обучены уходить – создаётся специальный центр, архив, пишутся воспоминания Президента, Первой Леди и всех причастных. Первой Леди, конечно, важно сохранить кисло-сладкий баланс между рассказом о себе лично, милыми деталями из жизни великого мужа (Обама вот носки разбрасывает), большой повесткой правления, но не слишком углубляться в политику.

У Мишель (которую друзья и родственники ласково зовут Миш) как-то так и получилось. БОльшая часть повествования отведена детству и учебе – отличной и, внезапно, довольно знакомой истории о простых родителях, жестко нацеленных на то, чтобы их дети получили хорошее образование. Как она стала корпоративным юристом, но ей это очень быстро надоело хуже горькой редьки – а мама говорила «Сначала деньги надо заработать, потом о счастье думать». Но нелюбимая работа познакомила Мишель Робинсон с молодым талантливым юристом, который однажды пригласил ее на ужин в красивый ресторан, тролил весь вечер разговорами о бессмысленности формального брака, а потом официант принёс вместе десерта бархатную коробочку с кольцом.

Все, что связано с сутью политического успеха Обамы – как он пробился в сенаторы – тщательно обходится. Ну как-как, вот так. Ночами работал много, книжки ещё любил читать. Обама больше пишет о том, как трудно быть работающей матерью двоих детей, как трудно быть всем, когда муж постоянно отсутствует. Она хорошо это все описывает, но, конечно, ждёшь, когда он уже станет Президентом, и начнётся про Белый дом.

Приемке-передаче Белого дома посвящён очень трогательный отрывок – как Буши пригласили супругов Обама, чтобы показать им все и обеспечить максимально гладкую передачу власти. Пока Джордж водил Барака в президентский спортзал, Лора знакомила Мишель с приватной частью резиденции и показывала чудесный вид на розовый сад из личного будуара Первой Леди. Она рассказала, как этот вид на садик иногда помогал ей восстановиться в тяжелые напряженные будни президентской жены, и что ей тоже самое показывала в конце своего срока Хиллари, а Хиллари в ровно такой же ситуации – Барбара Буш. Продолжилась ли эта традиция, Мишель не пишет. Может быть, она тоже повела Мелани Трамп посмотреть на розы из окна, а та сказала, что ей все равно, потому что жить в этой дыре она не собирается. Или не было такой встречи – при описании трансфера упоминается только «записка, оставленная Обамой для Трампа на столе в Овальном кабинете». И как во время инаугурации Трампа Мишель очень быстро перестала даже пытаться улыбаться – и как рыдал весь ее штат. Других сочных деталей ухода из Белого дома нет.

Особенно проникновенно Мишель рассказывает о том, как трудно жить на работе и сохранять какое-то подобие нормальной семейной жизни в ситуации, когда ты не можешь сделать шаг за пределы дома без отряда автоматчиков. Восемь лет президентства пришлись ровно на формирующие годы для дочерей Обама – с одной стороны, круто, когда на летних каникулах можно познакомиться с Папой Римским и погулять по великой китайской стене, с другой – как-то трудно ходить в школу под охраной. Или ждать, пока служба безопасности проверит всех предполагаемых гостей на детском дне рождения.

Вот это все про безопасность Обама описывает с освежающей для наших широт скромностью – может, не совсем искренне, но приятно, когда человек хотя бы на словах сожалеет, что из-за ее простого человеческого желания поужинать в хорошем ресторане с мужем, перекрывают движение, проверяют гостей и персонал, доставляя всем колоссальные неудобства. А на следующий день газеты пишут, что из-за прихотей семьи Президента тратятся неимоверные деньги налогоплательщиков. Тут, конечно, вспомнишь, Элеонору Рузвельт, которая наотрез отказалась ездить с кортежем, сама водила машину – разве что согласилась возить в бардачке револьвер.

Или вот прекрасный эпизод: когда семья ехала на площадь в Чикаго поприветствовать всех после объявления победных результатов голосования, старшая дочь посмотрела на пустую улицу (уже зачистили от машин) и сказала: «Папочка, кажется, на твой праздник никто не захотел ехать». А когда эта же дочь приняла приглашение на школьный бал от симпатичного мальчика – как это принято на американский prom, с лимузином, смокингом и платьем – было много хлопот, чтобы в нарушении протокола она могла ехать в машине, которую ведёт не агент службы безопасности. Проверили мальчика, лимузин, дорогу от Белого дома до школы. Приезжает этот мальчик, родители, как принято, провожают нарядную дочь, а она им говорит, как все подростки на свете: «Please, be cool». Нормально себя ведите, не позорьте меня.

Еще жить в Белом доме довольно дорого. За аренду, конечно, денег не берут, банкеты и приемы за государственный счёт, обслуживание включено, штат на зарплате, но пропитание семьи оплачивается из личных средств, за одежду они тоже платили сами. Очень недешёвый образ жизни.

Что меня удивило – так это довольно сдержанный размах общественной деятельности Мишель. Я думала, что человек, который жестко объявлял, что не будет просто «миссис Обама», как-то активней разворачивается. У Первой леди нет никаких четких задач, в принципе, можно ничего и не делать, если не хочется. Хиллари Клинтон сразу хотела быть публичным политиком, за что постоянно огребала – ей постоянно напоминали, что никто ее в Овальном кабинете и на совещаниях не ждёт, потому что выбрали Билла Клинтона, а она приложением уже Америке досталась. Лора Буш была «домашней» Первой леди – улыбки и рукопожатия. Мишель сконцентрировалась на вопросах улучшения детского питания – развела знаменитый огород на лужайке у Белого дома, завела школьные программы. Но так, очень консервативно все.

Заканчивается книга жизнеутверждающе: на галерах мы уже отгребли, дети выросли – мухахахаха, свобода!

На эту тему ещё круто почитать воспоминания Элеоноры Рузвельт (первой общественно-активной жены Президента и самой долгоиграющей Первой леди) и отличные мемуары управляющего Белого дома, который заступил на пост молодым дворецким как раз при Элеоноре Рузвельт, и отдельно – печальную историю младшей сестры Джона Кеннеди, которую лоботомировали от греха подальше.

Немного о марсианине

The Martian’s Daughter: A Memoir by Marina Whitman

Джон Вон Нойман – идеальный математик, воплотивший пифагорейскую мысль о том, что числа правят миром. В юные годы он успел сделать несколько важных вкладов в науку, вместе с Тьюрингом занимался проектом “Энигма”, потом занимался стратегией ядерного противостояния в РЭНД и без РЭНД. Придумал термин “теория игр” и много еще всего. Жил весело и на широкую ногу, а, когда умирал, около его постели дежурили сотрудники с высокими допусками, потому что он мог в бреду сказать что-то страшно секретное и небесполезное.

Хорошую биографию Вон Ноймана я еще не нашла, поэтому мемуары его дочери, Марины Вон Нойман Уитман показались мне хорошим вариантом. Мемуары делятся на две части – история детства и юности с довольно сумасшедшими родителями – Марина вспоминает, как однажды ее мужа адски подрезала машина, несущаяся на высокой скорости, и это была ее мать, и как ее родители выбрасывали грязную посуду из окна, чтобы не мыть – и вторая часть, в которой автор, в основном, хвалится, как круто ей удалось построить государственную и корпоративную карьеру, не оставляя, при этом, академическую линию.

Вон Нойман мог бы стать прекрасным прототипом не только для Доктора Стренджлав, но и для Ганнибала Лектора. Загадочный восточноевропейский аристократ с невероятным интеллектом, бежавший в США от нацистской угрозы (к счастью, его родителей и прочую семью никто съесть не успел), любитель хорошей одежды и хозяин упоительных вечеринок. Человек, который на экскурсию по Большому Каньону отправился в костюме-тройке. Первая жена (мать Марины) тоже была женщиной с яркой индивидуальностью. Однажды, уже замужем за другим человеком, она купила необыкновенно красивую Виллу Франческа на Лонгайленде, придуманную и построенную известным художником импрессионистом, но в момент покупки принадлежащую банку, который готов был сбыть ее в половину цены – виллу заложил ее предыдущий владелец, артист цирка, сделавший состояние на продаже фальшивых французских духов во время войны, и никак не хотел ее освобождать (встречая всех гостей с винтовкой). Уже бывшая миссис Вон Нойман сумела убедить циркачей покинуть дом , получив потрясающее жилье. Она обещала им две вещи – трехмесячную сумму аренду и не говорить кредиторам новый адрес. Эта история повторяется потом в жизни другой удивительной женщины из Восточной Европы – Марины Абрамович, которая ровно также купила прекрасный дом в Нью-Йорке.

Мать Марины вообще была молодец – когда она заведовала в качестве администратора радиолабораторией, там проводился опрос “готовы ли вы, чтобы с вами работали негры”, и ей удалось вытрясти из коллег голосование “да”. Когда она организовывала встречи Американского физического общества, то проводила их, естественно, в классных отелях, которые тогда были только для белых – и продавливала участие темнокожих ученых. Правда, каждый год приходилось искать новый отель.

Марина не очень глубоко понимала, чем занимался ее отец, но, как это бывает, успела повидаться со множеством великих людей, которые для нее были просто гостями дома. Думаю, потом это ей здорово помогло в карьер. Вон Найманы довольно рано развелись, условием опеки было то, что до двенадцати Марина жила бы в семье матери и проводила каникулы у отца, а потом все бы отзеркалилось. Девочке об этом догадались сказать только накануне двенадцатилетия. Марина отправилась учиться в Рэдклифф, где дочери преуспевающих семейств получали хорошее образование с примерно нулевым практическим приложением, потому что замуж же. Она и вышла замуж очень рано, за небогатого профессора английской литературы, разбив сердце своего отца, который справедливо предполагал, что замужество – это все, конец интеллектуальным устремлениям женщины и какой-либо самореализации.

Здесь великий Вон Нойман ошибся. Марина сделала мега-карьеру, побыв и экономическим советником Никсона (много-много страниц посвящено тому, что она ничего не знала, Президент был с ней довольно милым) и членом совета директоров крупных компаний. Это довольно скучно читать, потому что автор не поясняет, что именно она делала на высоких постах. Но есть очаровательные анекдоты о сексизме. Например, на всех официальных посольских приемах Марина – советник по экономике Президента – изгонялась наверх с женами “пудрить носик”, а ее муж, профессор литературы, оставался с чиновниками пить бренди и говорить о важных вещах. Или когда она пришла к психиатру просить антидепрессанты, врач ей сказал, что не, какая депрессия – вы же так хорошо одеты всегда и ни разу не расплакались на приеме.

Неплохая атмосферная автобиография, но к тайнам Вон Ноймана не приближает.